— Алексей Алексеевич, давайте съездим туда! Заодно осмотрюсь на местности…
* * *
До места добираемся довольно быстро, но приключения начинаются ещё на подъезде. Выскочившая из-за угла несущаяся пролётка едва не таранит наш радиатор. Краем глаза успеваю заметить сидящую в ней даму и какого-то офицера. Его благородие что-то кричит ямщику, у его спутницы лицо искажено гримасой страха. Водитель, ругаясь сквозь зубы, выворачивает руль до отказа, расходимся в полуметре друг от друга, сворачиваем на Малую Разночинную и дворами пробираемся к нужному чёрному входу. Моё беспокойство передаётся Бессонову, поэтому на второй этаж буквально влетаем. Возле открытой двери дежурит дворник, внутри слышны чьи-то голоса.
Через небольшую кухню попадаем в коридор, оттуда в комнату. Поваленные стулья, сдвинутый к стене круглый стол… И тело на полу. В изрядной луже крови. Живые так лежать не умеют… А ещё кровавый «пунктир», ведущий к распахнутому окну, за которым слышится шум толпы… Выглядываю вниз и вижу второе тело в окружении любопытных зевак, которых тщетно пытается разогнать раздражённый городовой…
Бессонов безрезультатно крутит ручку вызова телефона, затем отсылает подоспевшего водителя найти рабочий аппарат и вызвать группу. Проверяя догадку, «пробегаю» по проводам и за дверью чёрного хода нахожу обрыв, то бишь обрез. Ровненько так резанули, жилки вон как блестят…
Возвращаюсь обратно, подполковник стоит возле стола и внимательно просматривает страницы какого-то блокнота, рядом лежит складной «Кодак» со сломанным штативом. Стараясь не запачкаться, расстёгиваю на трупе рубашку, чтобы осмотреть рану. Небольшой порез слева под грудиной, сделан не очень широким клинком. Но достаточно длинным, сантиметров под пятнадцать-двадцать. Насколько понимаю, целились в сердце, но и лёгкое зацепили, вон на губах следы от кровавых пузырей. Удар наработанный, профессиональный. Обычно стараются лезвие между рёбер вогнать, на этом всё и заканчивается, чаще всего пневмотораксом. А тут — наверняка… Надо будет посмотреть тело внизу…
— Плёнку из фотоаппарата забрали, из журнала наблюдений последние страницы вырваны. С запасом, по оттиску карандаша записи восстановить невозможно… Людей потеряли и никаких зацепок!.. — злость в голосе Бессонова аж клокочет.
— Сделано всё грамотно. Убийца зашёл с чёрного хода, дождался, когда откроют дверь, чтобы проверить обрезанный провод. Дальше — дело техники… Алексей Алексеевич, а не нанести ли нам визит господину Ступицыну? — Меня тоже разбирает ярость. — Может быть, он сможет прояснить некоторые моменты? Тем более что по лестнице, судя по топоту, околоточный со своими бежит…
* * *
Подполковник отдаёт распоряжения примчавшейся полиции охранять и ничего не трогать, и мы быстро ретируемся тем же путём, каким пришли. Напрямую идти нельзя, не исключено, что наш клиент наблюдает за происходящим, поэтому снова пробираемся через дворы. Водитель убегает на чёрную лестницу, а мы с подполковником выруливаем через арку на Большую Разночинную и по стеночке добираемся прямо до нужного подъезда. Дворник, стоя возле открытой двери, с интересом наблюдает за происходящим напротив и нас замечает в самый последний момент.
— Контрразведка Петроградского округа, — представляюсь первым, что приходит в голову, и втискиваю его в подъезд, не давая раскрыть рта. — Как звать?
— Эта… Михайлой…
— Жилец из шестой квартиры дома? Никуда не уходил? — интересуется Бессонов.
— Никак нет… Я там водогрейку топил, купаться оне вздумали…
— В квартире никого больше не видел?
— Не-а…
— Хорошо, пошли…
Пока поднимаемся по лестнице, инструктирую дворника, как себя вести дальше. Нештатный служитель правопорядка быстро въезжает в тему, довольный тем, что помогает шпиёнов ловить. Останавливаемся у нужной двери, дворник уверенно крутит барашек звонка. Внутри тренькает, слышатся шаги, и раздаётся недовольное:
— Кто там ещё?
— Вашсясьтво, дворник эта, Михайла. Звиняйте, што беспокою, тама жильцы под вами прибежали, грят, што с потолка вода каплет. Посмотреть бы нада… А то, не дай бог, потоп учинится, хозяин с меня три шкуры спустит…
Под недовольное бурчание проворачивается ключ в замке, дверь приоткрывается сантиметров на семь, дальше её не пускает цепочка. Прижимаюсь к стене, люгер уже в руке, подполковника он не заметит, дверь открывается в ту сторону.
— Вашсясьство, дозвольте, тока одним глазком гляну ванну етую… — Лицо дворника самое честное из всех существующих и очень озабоченное сохранностью вверенной сантехники.
Дверь захлопывается, звякает снятая цепочка, дворник делает три шага назад, чтобы не мешать, Бессонов кивает мне и резко дёргает ручку на себя. Шаг вправо, шаг вперёд, правое колено попадает по пузику хозяина, ствол пистолета упирается ему же под челюсть, несколько шагов по коридору, сворачиваем в первую попавшуюся комнату, ещё один пинок, и тушка падает на пол.
— Встать! Руки на стену, ноги расставить! — Поднимаю клиента за воротник домашнего халата и толкаю в нужном направлении, затем, не очень заботясь о чужом здоровье, «охлопываю» его на предмет оружия.
— А… Ка… То… Кт-то вы та… такие?.. — только сейчас к хозяину возвращается дар речи.
— Отдельный корпус госбезопасности, господин Ступицын, — вежливо поясняет вошедший Бессонов. — У нас к вам очень важное и очень срочное дело…
— В квартире пусто, но в одной из комнат кто-то ночевал. Я присмотрю за дверями… — докладывает вошедший следом шофёр подполковника и снова исчезает.
— Да как вы смеете?!.. Что вы себе позволяете?!..
М-да, быстро урод очухался, недоработочка. Ну, ничего, сейчас всё исправим…
— А не съездить ли вам, милейший?
— Э-э… Что?.. Куда съездить?..
— Да пару раз по морде, — Заряжаю гадёнышу хорошую пощёчину-«лодочку» с левой, после чего он юзом проезжает вдоль стены, собирая по пути со стены несколько псевдоэротических картин в рамках. Насколько я понимаю — репродукции с плакатов Альфонса Мухи. — Ещё?..
— Я-а… уду… заловась-ся!.. — Похоже, с дикцией временные трудности. — Я-а ни ф сём евиновен!..
— Видите ли, любезнейший Пётр Пахомович, боюсь, вы не понимаете всей серьёзности положения, в котором очутились, — подполковник предельно вежлив. — Если бы дело касалось прошлых преступлений, по которым присяжные вас, на наш взгляд, абсолютно незаслуженно оправдывали, разговор был бы несколько другой, и ваши друзья, занимающие довольно высокие должности и собирающиеся по пятницам в этой квартире перекинуться в картишки, смогли бы вам как-то помочь. Но сейчас вам инкриминируется непосредственное участие в заговоре против регента и наследника и покушение на жизни их высочеств. Так что только при искреннем раскаянии и всемерной помощи следствию, возможно, удастся отделаться бессрочной каторгой. Ведь осадное положение никто не отменял и по законам военного времени в противном случае вам придётся примерить столыпинский галстук…
