Болгарский поручик смотрел им вслед и мучительно размышлял, какое из зол меньшее — атаковать русских из невыгодного положения, которые, заметив развёртывание в цепь, скорее всего, сразу ответят огнём, или возвращаться, нарушив приказ. Фельдфебель, подойдя почти вплотную, негромко выговорил, пристально глядя на своего ротного:
— Господин поручик… Так, солдаты говорят, что австрияк этот вперёд вырвался, а его из кустов и шлёпнули? Дезертиры, к примеру…
Богомилов отрицательно качнул головой. Даже если все его подчинённые в один голос будут утверждать подобное, он сам не сможет нарушить слово офицера…
Сзади послышался конский топот, вестовой подлетел к стоящим, спрыгнул и вытянулся перед командиром роты, протягивая пакет:
— Господин поручик! Приказ командира батальона!.. В бой не вступать, вернуться обратно, сложить оружие!.. — И добавил чуть громче, чтобы слышали стоявшие рядом солдаты: — Из Бургаса передали приказ о сдаче!..
Глава 38
— Владимир Иванович, ну что там у вас? — Воронов отрывается от бинокля, в который рассматривал вторую линию австрийской обороны. — Где связь? Сейчас они опомнятся, и всё будет гораздо хуже!..
— Есть радио с эскадры, Павел Алексеевич! — Молодой мичман с «Евстафия», откомандированный в Экипаж для связи и корректировки огня, передаёт наушники своему помощнику-боцманмату и протягивает блокнот со строчками морзянки.
— Так… Сергей Дмитриевич, вторая волна пластунов скоро будет здесь, расчётное время — пятнадцать минут. Первая… Слышите? Уже карабкаются… Сейчас «Евстафий» начнёт пристрелку, корректировщики уже на подлёте… — договорить он не успевает, фраза заглушается грохотом со стороны моря. Один из броненосцев, стоявших не так далеко от берега, даёт залп из носовой башни. В полукилометре, на второй линии окопов, где обосновались уцелевшие австрияки, вздымаются два многометровых столба от разрывов…
— Перелёт… Но лучше, чем нас заденет… — Кавторанг поворачивается к штабс-капитану Оладьину. — Сергей Дмитриевич, готовьте своих, выдвигаемся…
Лейтенант Качинский взлетел первым из отряда «Императора Николая I», и сейчас его «чаечка» уже выписала первую восьмёрку над десантом. Где-то справа должен был сейчас крутиться Коведяев с Волынским. Гидросамолёты максимально облегчили, ни бомб, ни даже пулемёта для обороны брать не стали, по данным разведки все австрийские и германские аэропланы были задействованы на Западном фронте. И теперь они с наблюдателем могли пять часов «висеть» в воздухе, корректируя огонь броненосцев. Первого выстрела за треском мотора они не услышали, летнаб и радист унтер Лёша Яковенко вытянул руку куда-то вправо, но и сам Качинский уже увидел вспухшее облако разрыва между второй и третьей линиями окопов.
— Передавай! Ближе ноль-пять кабельтова!.. — лейтенант попытался перекричать шум мотора. Наблюдатель понятливо кивнул головой и схватился за ключ рации, выведенный на приборную доску…
Зазуммерил полевой телефон, специально протянутый для сегодняшней операции из радиорубки в центральный пост, старший артиллерийский офицер лейтенант Невинский, плотнее прижав трубку к уху, записал тексты полученных от корректировщиков радиограмм, очень внимательно сверился с таблицами стрельбы и по другому телефону передал данные для стрельбы в носовую и кормовую башни «Евстафия». Сегодняшняя задача была проще, чем бой с противником в открытом море, броненосец лежал в дрейфе, подрабатывая машинами, цель на берегу тоже была неподвижной, курсовые углы и упреждения высчитывать не было необходимости, но там, на побережье, десант готовился брать вторую линию обороны, и малейшая неточность в расчётах могла привести к попаданию атакующих под свои же снаряды…
Наводчики передвигают стрелки на приборах вертикальной наводки, «Короткая тревога» давно уже объявлена, второе орудие заряжено, и теперь, подвывая электромоторами приводов, ствол поднимается, пока не рявкает ревун и не зажигается красная лампа, сообщая о наведении. Лейтенант, командующий носовой башней, хватает трубку, докладывает на центральный пост о готовности к стрельбе, затем, получив «Добро», командует:
— Второе орудие — пли!
Рывок цепочки, внутри башни выстрел главного калибра звучит не громче пистолетного, казённик въезжает внутрь на метр, затем накатник возвращает двенадцатиметровую громадину на место. Орудие опускается, шипит сжатый воздух, продувая и охлаждая ствол…
— Открыть замок!..
Наводчик дёргает на себя рычаг, гидропривод проворачивает замок и отводит в сторону, заряжающий ловит сачком вылетевшую из открывшегося ударника гильзу пороховой трубки. Лейтенант жмёт на кнопку, снизу, из подбашенного отделения на лотках элеватора поднимается следующий фугасный снаряд с пороховыми картузами…
— Заряжай!
Досылатели поочерёдно заталкивают с лотков в казённики почти тридцатипудовые чушки снарядов и цилиндры метательного заряда, обтянутые сырцовым шёлком, новые пороховые трубки уже вставлены, затворы, клацая, становятся на свои места…
Доклады с носа и кормы приходят в центральный пост почти одновременно, все четыре орудия главного калибра броненосца готовы и ждут команды. А лейтенант Невинский ждёт звонка из радиорубки, нервно постукивая карандашом по рабочему блокноту. Наконец, телефон оживает, слушая радиста, старший артиллерист улыбается, затем передаёт команду в башни:
— Прицел тот же! По два снаряда на ствол! Самостоятельно! Огонь!
Броненосец «приседает» при залпе, через несколько секунд на месте австрийских укреплений начинается ад…
* * *
Командир 1-го корабельного отряда лейтенант Реймонд Фёдорович фон Эссен, запустив двигатель, отрулил от «Императора Александра I», давая возможность палубной команде спустить следующий гидроплан. Второй отряд, базировавшийся на «Николае», уже поднялся в воздух. Но сегодня ревнивого соперничества между ними не было, ибо задачи стояли разные. «Николаши» ушли в полёт на своих стандартных М-9, пусть и с небольшими доработками. Половина из них сейчас работали корректировщиками артогня, остальные четыре машины должны были произвести бомбардировку переднего края австрияков, точечно закидывая бомбами те места, куда не успели попасть двенадцатидюймовки броненосцев. А его «Алексаши» должны были, когда придёт время, сначала отбомбиться по третьей, последней линии обороны, а потом барражировать за ней, не давая возможности противнику подтянуть резервы и выбить десантников. Наверное, для этого их и пересадили на новые машины. Хотя новыми их назвать можно было с определённой натяжкой. Конструктор Григорович и его ведущий инженер Томилов поступили достаточно оригинально. Взяв две «девятки», они соединили их друг с другом, обрезав соединяемые крылья и сделав общее двухкилевое оперение в хвосте. Корпуса лодок при этом составили катамаран шириной метров пять, что позволило отказаться от крыльевых поплавков. И если на «девятках» второго отряда стопятидесятисильные «Сальмсоны» заменили на более мощные «Рено», то на М-9д стояли уже две новейшие «Испано-Сюизы 8В», каждая по двести лошадок с тянущим и толкающим винтами. Что позволяло «Дублю» с экипажем в пять человек и бомбовой нагрузкой около восьмисот килограммов развивать скорость до ста пятидесяти километров в час. Управление было теперь дублированным, командира мог подменять правый пилот, в свободное время исполнявший обязанности наблюдателя и пулемётчика, все деревянные части были пропитаны каким-то составом, не позволявшим впитываться морской воде и утяжелять конструкцию. Четыре «льюиса» вместо пары тяжеленных «виккерсов», два спереди и два в задней полусфере, делали гидроплан этакой летающей крепостью, правда, пришлось срочно изобретать ограничители для кормовых пулемётчиков, пару раз пытавшихся превратить вертикальные кили в решето. Но сильнее всего Реймонда Фёдоровича удивил разговор с инженером, возглавлявшим бригаду московской экипажно-автомобильной фабрики Ильина, производившей новые двигатели и устанавливавшей их на аэропланы. Подвижный, как ртуть, толстячок Иван Иванович сам проверял крепления моторов, зажимы шланговых соединений и трубок, будто бы ему лично предстояло летать на 9д. И только потом, на прощальном ужине, когда в его кармане лежали расписки о приёмке аэропланов в эксплуатацию, расслабился и рассказал некоторые подробности жизни в Первопрестольной. Во-первых, к ним на завод неведомыми путями приехали французы из СПАДа, собиравшие такие же двигатели в Буа-Коломбе по лицензии. В откровенном разговоре один из них доверительным шёпотом признался своим русским собутыльникам, что их очень настойчиво и убедительно попросили загладить вину своего правительства в петроградских событиях в феврале. Во-вторых, с недавних пор выполнение военных заказов стало довольно опасным делом. Потому что военпреды — представители Корпуса госбезопасности малейшую задержку или брак расценивают не иначе, как диверсию и саботаж. И те, кто не придавал этому значения, отныне поменяли свои дома и квартиры на каторжные бараки под Тихвином, если не ещё дальше. И он, Иван Иванович Рябчиков, вовсе не желает оставлять семью на произвол судьбы и брать в руки лопату, а посему сам не поленится проверить всё и вся…
