Она сбавляет скорость, съезжает на край дороги и достаёт телефон. Звонит, хотя не имеет понятия, который сейчас час там, на Бали, но телефон Пола выключен. Харриет закуривает сигарету из забытой им в бардачке пачки и выкуривает два «Принца» подряд.
Целая колонна машин припаркована вдоль дороги, ведущей к ферме Сундгудсет. Харриет отмечает логотип четвёртого канала TV4 на одном из автомобилей. Невероятно, что крошечный Лервикен переполнен репортёрами, думает она, паркуясь у отцовского дома. Голова Като высовывается через калитку, но Эушена не видно. Она захлопывает дверь машины и торопливо спускается по тропинке к гавани. Идёт мимо маленьких кирпичных домов, стоящих вдоль прогулочной улицы. Мальвы, растущие у фасадов домов, начали отцветать и бывшие когда-то бутонами соцветья превратились в коричневые коробочки с семенами.
Ивонн нигде не видно, а Эушен сидит на скамейке возле форта и смотрит прямо перед собой. Она замечает его сразу за гаванью. Харриет машет ему рукой, но Эушен её не видит. Она ускоряет шаги.
– Привет. – Она присаживается на скамью рядом с ним.
– Это ты пришла? – спрашивает Эушен. – Разве ты не на работе?
– Да, была на работе, но ушла немножко раньше. Я сама могу распоряжаться своим временем, – отвечает Харриет. Это не совсем правда, но она не хочет выдавать Ивонн, которая ей позвонила. – Почему ты здесь сидишь?
Эушен поворачивается к ней, поглаживает своими худыми, слегка узловатыми пальцами подбородок. Зелёные глаза увлажнились.
– Харриет, я не знаю, я бы хотел… – Он обречённо вздыхает. – Я не помню, что я собирался делать.
– Сколько ты уже тут сидишь? – Харриет видит, что отца трясёт озноб, ведь рубашка тонюсенькая. Ветер с моря холодный, она снимает с себя куртку-бомбер и набрасывает ему на плечи. Раньше он бы начал протестовать, но сейчас ни один мускул не шевельнулся на его лице. В знак благодарности он гладит её руку, не встречаясь с ней взглядом.
– Я считаю, здесь, в бухте, так красиво, Харриет. Когда меня не станет, я хочу, чтобы мой пепел развеяли здесь по ветру, ты и Пол, – говорит он наконец.
Харриет смахивает слезу, которая упорно просачивается сквозь ресницы.
– Пойдём домой. Вы с Ивонн ведь обычно пьёте послеобеденный кофе в это время. Ты же не хочешь это пропустить?
Эушен вопросительно смотрит на неё, и Харриет берёт отца за руку, чтобы помочь ему подняться со скамьи. Когда она обхватывает его руку выше локтя, то чувствует его худобу, под кожей только твёрдая кость. Она осматривается. Терраса у ресторана в гавани и веранда кафе переполнены народом, наверняка репортёрами газет. Из маленького магазинчика в доме за их спиной выходит чета Нюман с маленькой таксой Беатрис.
– Привет, – машет им Харриет, надеясь, что они не обратят внимания на чересчур уж модную куртку на плечах Эушена.
– Ой, добрый день, Харриет, ты здесь, навещаешь профессора юрисдикции?
Фру Нюман улыбается ей, а герр Нюман кивает согласно с супругой. Каждый раз, когда они встречаются, фру Нюман обязательно упоминает, что Эушен – профессор, будто бы Харриет не знает, кто её отец.
– Какой кошмар, невозможно поверить, что это правда, – продолжает фру Нюман, качая головой. – Куда катится мир? Даже здесь уже больше невозможно чувствовать себя в безопасности.
– Нет, в безопасности и в самом деле себя больше не чувствуешь, – дополняет герр Нюман.
Собачка Беатрис подбегает к Эушену и прыгает на его ноги. Она чуть-чуть не достаёт ему до колен.
– Давненько мы не видели Дугласа с Лаурой. Они не смогли прийти на приём по случаю торжественного открытия нашей веранды, – продолжает фру Нюман.
– Но это же было в прошлом году, – говорит герр Нюман.
– Да, достроена веранда была в прошлом году, а приём мы устраивали этим летом, – поправляет мужа фру Нюман, бросая на него раздражённый взгляд. – Есть такие люди, которые говорят, будто Андерссоны чересчур задирали нос, но мы считали их приятными. Нас обычно приглашали к ним на праздник Святого Мартина
[6], и эти приёмы всегда были весьма щедрыми. Мы ведь были единственными из этих мест, кого они приглашали, или ты тоже был у них в какой-то раз, Эушен? Вы с Дугласом, быть может, лучше знали друг друга, вы ведь, так сказать, принадлежите к одному ремесленному цеху?
«Вот уж нет», – думает Хариет. Она знает, что её отец терпеть не может «праздник гуся», а ещё больше он ненавидит, когда его профессиональную деятельность путают с «профессией» нечестного финансиста, но Эушен, кажется, не понял, что сказала фру Нюман.
– Мы были у них на Дне святого Мартина пятнадцать лет назад, да и то только потому, что Дугласу захотелось заполучить наш лодочный причал, – уточняет герр Нюман.
– Что за глупости ты болтаешь, – возражает фру Нюман.
– Это просто ужасно, – говорит Эушен.
Беатрис начинает лаять.
– Тихо, молчать, – велит фру Нюман и тянет поводок. – Беатрис такая социальная, она со всеми должна поздороваться.
– С Ивонн она всегда здоровается, – говорит герр Нюман и показывает на спуск к морю.
– Вот как раз и она идёт. Вы знаете, это ведь её вина, что этот неприятный парень Тони вернулся. Именно благодаря её стараниям он арендовал пустующий дом, – говорит фру Нюман и поправляет свою бордовую фетровую шляпу.
У Харриет больше нет сил слушать, как фру Нюман плохо отзывается об их соседке Ивонн, и она отворачивается. С пригорка она видит идущего вдалеке мальчика. Он одет во всё чёрное, стройный, на вид ему примерно лет шестнадцать. Он встречается с ней глазами, и его взгляд приобретает испуганное выражение. На несколько секунд Харриет кажется, что он смотрит прямо на неё. Потом он исчезает между домами.
– Что это за мальчик? Он живёт здесь, в деревне? – спрашивает Харриет. – Я его раньше не видела.
Эушен наклоняется и чешет Беатрис за ухом.
– Кеннет? Это сын Йонссонов. Бродит тут внизу у берега, хотя живут они наверху, возле пункта сдачи в аренду домиков. Он никогда ничего не говорит.
Фру Нюман прерывает лай Беатрис.
– Нет, я просто с ума сойду. Столько народу вокруг, будто мало нам этого ужаса. Почему бы хоть немножко не учесть интересы других? Посмотрите хоть на собаку, Беатрис весь день в таком состоянии. Вы бы видели ресторан «Ревень и Краб» во время ланча. Переполнен журналистами. Беатрис разлаялась так, что чуть на куски не развалилась. Телевизионщики хотят снимать и с нашей веранды тоже. Можете это себе представить? Веранда большая, просторная, но всё равно, разве это не нахальство? Как будто нам нужна ещё и целая телевизионная команда в саду. Этого мы уж точно не хотим, хотя от нас самый лучший вид на место преступления.
