– Что значит избавиться? – спрашивает Харриет.
– Несколько лет назад он приставал к одной молодей женщине. – Ивонн посерьёзнела, и тепло из её голоса исчезло. – Это было ужасно. Его за это судили. После этого никто не хотел его возвращения в нашу деревню. А он всё равно вернулся, а я была не в состоянии сказать ему «нет», вот и помогла ему снять домик.
Она опять напяливает очки на лоб, и эти быстрые жесты усиливают стресс, который ощущает Харриет.
– Если меня что-то и возмущает, так это люди, которые используют других. Я считаю, что надо быть добрыми друг к другу, и видят боги, что я всегда даю не только один, но и второй шанс исправиться. Такие, как Тони, вызывают беспокойство. Люди не хотят их видеть вблизи себя. Всё что угодно может случиться. Я не должна была сдавать ему домик, – продолжает она.
– Я считаю, что говорить о Тони весьма печально, но, разумеется, ты правильно поступила, сдав ему дом, – неожиданно вступает в разговор Эушен. – Нам всем следовало бы ещё тогда приложить больше усилий, чтобы помочь ему.
Ивонн строго смотрит на него.
– Эушен, я вообще не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Ты что, знаешь Тони? – спрашивает Харриет. Отец никогда раньше и словом об этом не обмолвился.
– Его мать несколько раз просила меня о помощи, когда он был ещё подростком и попадал в переплёт. Она знала, что я юрист, и беспокоилась о сыне и о том, что он вытворял. Я не очень люблю смешивать частные дела и профессиональные обязанности, но я дал ей несколько фамилий людей, с которыми она могла бы посоветоваться.
– Я считаю, ты к нам несправедлив. Мы делали всё, что могли. Ты был занят работой в университете, разводом, да и Пол с Харриет были ещё маленькими. Я была занята своими делами, маленьким сыном. Много работала. Не так-то легко начать своё дело. Я была матерью-одиночкой, когда открыла парикмахерскую «Saxess»
[9]. Нельзя винить во всём себя. Никого не может хватить на всех, каждый делает, что может. У меня не было возможности заняться даже своими ближайшими родственниками, – говорит Ивонн. – Кто мог что-нибудь сделать? Нюманы? Они пекутся только о самих себе.
Харриет слышит по голосу, до какой степени она возмущена. Ивонн всегда, в отличие от Эушена, была тёплым и мягким человеком. Харриет почти никогда не видела, чтобы та сердилась. Никогда она не вспыхивала, как Эушен, который мог рассердиться на детей, когда Харриет с Полом срывали цветы с вишни или бросали кусочки сыра в колодец, чтобы подкормить угрей. Иногда она даже мечтала о том, чтобы жить у Ивонн.
Ивонн с таким грохотом ставит чашку, что гремит блюдо с выпечкой, и встаёт из-за стола.
– Я только возьму свитер, – говорит она и исчезает в доме.
Эушен выжидает, пока Ивонн скрывается за дверью.
– Эта история с Тони всколыхнула и взбудоражила чувства многих. Никлас тоже сегодня говорил о нём, – продолжает Эушен и отпивает глоток кофе.
– Никлас? А кто это? – спрашивает Харриет.
– Приятель Пола. Не помнишь его? Высокий и светловолосый. Тони и Пол бродили в округе и озорничали время от времени, а уж когда к ним присоединялся Никлас, то бывало, что и натворят дел. Это доводило Ивонн до белого каления. Мне было жаль этого парнишку, по нему было видно, что никто о нём не заботится. Он мог иногда прийти во взрослом свитере с закатанными рукавами, например, и всегда выглядел каким-то помятым.
Харриет пытается припомнить. Была целая ватага детей, которые играли с ними каждое лето, но никакого Никласа она не помнила. И Пол никогда о нём не говорил во взрослом возрасте. Или она забыла?
– Так хорошо, что они с Полом по-прежнему дружат. Я довольно часто на него натыкаюсь в последнее время. Он мне обычно напоминает про их детские шалости. Как, например, о том случае, когда кошка упала в котлован, а он её спас с помощью лески и старой корзинки, которую вы стащили в каком-то рыбацком сарае. Или про норку, которая таскала рыбацкий улов в свой отстойник. – Эушен, казалось, находится где-то далеко. Возможно, вся эта дискуссия о судьбе Тони пробудила к жизни какое-то воспоминание, из-за которого он всё перепутал и говорит о том времени, когда он сам был молодым, потому что Харриет никогда не участвовала в спасении кошки и никогда не открывала для норки ящиков с рыбой.
– Я не помню Никласа, и Пол о нём не рассказывал, – говорит Харриет, ковыряя пластырь на ладони.
– Никлас всегда спрашивает о Поле, когда мы встречаемся. Кажется, он говорил, что они постараются встретиться завтра в Копенгагене.
Харриет смотрит на отца. Она совсем потерялся во времени и в пространстве.
– Папа, Пол на Бали. Я разговаривала с ним всего несколько часов назад.
– Мы часто ездили в Копенгаген за покупками, когда в Дании было дешевле, чем у нас. Помнишь? – Эушен, кажется, не слышал того, что сказала Харриет. Он ставит чашку на большое блюдо, которое слегка звенит из-за прикосновения его дрожащей руки. – Давненько я там не бывал. Помню один магазин, буквально в сотне метров от площади Кунгенс Нюторв, где продавался лучший датский сыр Данбу. «Ortmanns» назывался этот магазин, мне кажется. Он всегда был на одном месте. Даже когда я был молодым и усердным студентом, я обычно…
– Мы не ездили в Данию, когда были маленькими. Я никогда не была в магазине сыров, – говорит Харриет.
Эушен смотрит на неё озадаченно.
– Я, кажется, что-то напутал, – произносит он наконец.
– Да, возможно, – говорит Харриет и пытается скрыть вздох. Она не знает, что ей делать с этой спутанностью сознания Эушена. Исправлять его, когда он всё путает, или, наоборот, делать вид, будто ничего не случилось. Ивонн предложила, чтобы они притворялись, но это же невозможно не исправлять его, когда он так явно заблуждается.
Худощавый мальчик с бегающим взглядом неожиданно возникает за забором. Харриет сразу узнаёт его. Он останавливается, когда замечает её.
– Привет. – Харриет приподнимается с садового стула.
Мальчик с опаской озирается и делает шаг назад.
– Кеннет? Не уходи, я хочу сказать тебе пару слов, – продолжает Харриет и начинает подходить к мальчугану спокойными шагами. Кеннет стоит по другую сторону калитки, но видно, что он ещё не решил окончательно, бежать или остаться. Сейчас, когда она стоит всего в паре метров, она видит, насколько он худой. Ноги, как палочки, а чёрная куртка-ветровка висит на нём, как на вешалке.
– Меня зовут Харриет, я следователь. Я работаю вместе с Маргаретой, с которой ты встречался на днях, – начинает Харриет. – Знаешь, я даже собиралась тебе позвонить сегодня. Хочу тебя спросить кое о чём. Ты же бываешь у фермы Сундгудсет, да? – продолжает она и оглядывается.
