– Как? Как это выглядит? – заорал Уилл.
– Как будто ты снова бросаешься под колеса.
Уилл посмотрел на темный город, на улицы, освещенные только фарами, на бегущие по тротуарам тени. И сирены со всех сторон.
– Может, так и есть, – ответил он и положил руку Хамзе на плечо. – А тебе, наверное, придется смотреть, чтобы меня не сбили.
Он повернулся и зашагал на север. Хамза постоял секунду и пошел за ним.
Через пятьдесят кварталов и двадцать три лестничных пролета Уилл потянул на себя тяжелую стальную пожарную дверь, ведущую на этаж, где жил Хамза. Оглянулся посмотреть вниз, в лестничный колодец, где метались в угольной темноте лучи фонариков. Доходили обрывки гулких разговоров, отраженные от бетонных стен.
В холле этажа Хамза достал из кармана ключи и вставил в замок. Рукоять повернулась тут же, дверь отворилась внутрь, вырвав ключи у него из рук.
В проеме стояла Мико в длинном халате, подсвеченная пламенем свечи из квартиры.
– Слава богу! – сказала она и тут же обхватила Хамзу руками.
– Ну что ты, – сказал он, гладя ее по волосам. – Всего лишь блэкаут.
Уилл отвернулся. Это был явно очень семейный момент.
Мико отпустила Хамзу, шмыгая носом и усмехаясь про себя.
– Не совсем так, – сказала она. – Уилл, привет!
– Привет, Мико.
– Уилл у нас останется, если ты не против.
– Конечно. Заходите давайте. Плита у нас газовая, она работает. Я кофе сделала.
Они вошли в квартиру, приятно освещенную двумя-тремя десятками свечей во всевозможных подставках – канделябрах, стаканах, банках из-под варенья. Уилл и Хамза расстегнулись, но пальто снимать не стали. Не то чтобы было холодно, как на улице, но в доме была современная система центрального отопления, без электричества она не работала, а тепло от подъема на двадцать третий этаж быстро выдыхалось.
– А что ты имела в виду, говоря «не совсем так»?
– Прости? – переспросила Мико.
– У дверей. Я сказал, что это всего лишь блэкаут, а ты сказала «не совсем так».
Мико недоуменно наклонила голову набок:
– А ты не слышал?
– Что именно? Я весь час шел домой по улице.
– Включи радио. Я как раз слушала, когда вы пришли.
Хамза щелкнул выключателем приемника на батарейках, стоявшего на журнальном столике. Тут же через слабый треск помех заговорила новая станция. Хамза пошел в кухню и вернулся с двумя кружками кофе, одну протянул Уиллу.
Они стали слушать, как диктор по радио описывал масштабы блэкаута.
Уилл посмотрел на Мико:
– Это же…
– Я знаю, – сказала она. – Это не только здесь. Электричество отключилось по всему миру.
Все промолчали.
– Ты думаешь, это Сайт устроил? – спросила Мико после паузы.
Уилл не ответил.
Диктор мрачно объявил, что будет передавать новую информацию по мере поступления, пока хватит бензина генератору, питающему передатчик. И опять стал описывать катастрофы, происходящие в мире из-за падения электрических сетей и компьютеров.
– Вы посмотрите! – сказал Хамза.
Он смотрел, отвернувшись к большому окну своей квартиры, на ту сторону Ист-Ривер, на темные тени Бруклина и Квинса. Уилл и Мико повернулись туда и увидели поднявшийся из темноты язык пламени, разрастающийся в облако.
– Что это? – спросила Мико.
– Цистерна, скорее всего, – ответил Уилл. – С пропаном или бензином.
Вспышка первого взрыва стала угасать, переходя в тусклое свечение, но ей на смену пришли новые лепестки пламени, поднимаясь по всей ширине темноты на той стороне реки.
ТОРЕКУЛ
В темной ночи пылали огни города Ут, отражаясь в глади Аральского моря, и колебался под водой зеркальный город, мерцающий и нечеткий.
У огня на вершине холма над городом сидели шестеро, скрестив ноги, передавая друг другу шампуры с шашлыком – почерневшими на огне кусками баранины. Ходили по кругу меха с кумысом – первого этой весной после ожереба.
На одном здании города огни сияли выше других. Крест с перекладиной, воздвигнутый в центре купола, венчавшего церковь, построенную пятьсот лет назад и бывшую тогда мечетью. А теперь там больше двадцати лет – крест. Оскорбление, пылающее на всю равнину.
Один из шестерых, предводитель группы, обернулся, посмотрел на оскверненную мечеть, потом повернулся к своим людям. И ничего не сказал – нечего было говорить.
Один из сидящих бросил шампур на землю, хмуро глядя на предводителя. Тот несколько секунд выдержал его взгляд, потом нагнулся и поднял с земли брошенный шампур, кое-как его отряхнул и откусил кусок мяса, запив его долгим глотком из меха.
Вождь размышлял. Он думал о своей мощи – о людях, которых может собрать для своего дела по первому слову, и, что еще важнее – о Мече Божием, спрятанном глубоко в ущелье. Он думал, что это будет значить – собрать всю свою армию, и думал, что будет значить для него поражение. Время. Как и во многом другом, важнее всего было точно выбрать время.
Вдруг ни с того ни с сего крест на мечети в Уте мигнул и погас, а с ним и все огни города. Если бы не огоньки печей, кое-где мерцающие между зданиями, можно было бы подумать, что весь город исчез с лица земли.
Вождь и его отряд вскочили на ноги. Отключения были в Уте привычными, но обычно лишь небольшая часть города погружалась во тьму. Такая полная тьма обозначала более масштабную катастрофу. А может быть, представившуюся возможность.
Зеркальный город в воде пропал, поглощенный чернотой.
Вождь секунду смотрел на темный город, потом поднял голову к звездам и выкрикнул слова, провозглашающие войну.
Глава 26
У Стаффмена болели руки, боль поднималась по сухожилиям почти до локтей. Ничего ему так не хотелось, как прекратить печатать, сунуть руки в горячую воду и влить в глотку полфлакона ибупрофена. Но каждый раз, когда он на секунду приостанавливался, его ботнет отключал очередной сегмент мировых электросетей. Каждое такое отключение означало уменьшение числа компьютеров, взламывающих защиту Оракула, а это означало еще более долгую работу измученных рук, старающихся сдержать вирус.
Он покосился на экран справа, со строкой состояния. Девяносто девять процентов, и работа идет.
Почти четыре часа ушло на прогрызание защиты Оракула. Вопреки усилиям Стаффмена карта мира на мониторе была более чем наполовину черна, остальная половина, кроваво-красная, светилась будто горящими углями пожара, почти уничтожившего себя. Все американское восточное побережье было темным, а с ним и Южная Америка, Австралия, участки Африки. Удавалось сохранять приличную часть Азии, США и Европы с сильным сосредоточением компьютерных мощностей. Потеря Африки была досадной, но допустимой – в одном только Сан-Франциско процессоров было больше, чем там на всем континенте.
