Вечер мужчины проводили в большом гостевом доме, где жил Лют, а Обещана увела Малушу к себе. Долго они сидели вместе, рассказывая друг другу обо всем, что произошло с ними обеими после отъезда Обещаны из Киева. Впервые Малуша откровенно поведала кому-то про обоих своих женихов – Торлейва и Святослава. Обещана слушала, держа ее за руку и как будто забирая при этом половину Малушиного горя.
– Вот так вот… и завела меня нить в болото глухое, – закончила Малуша грустную свою повесть. – Ни женихов мне больше не дождаться, ни отца родного. Так и буду с дедом во Вручем сидеть, пока сама с тоски в березу не обращусь.
– Я уж было думала, как бы тебе помочь, – Обещана мельком вспомнила Етона, как он приезжал к ней, когда привез Адальберта. – Ты ведь не знаешь – Етон со мной говорил о тебе.
– Етон? – Малуша широко раскрыла глаза.
Все эти два дня с того взгляда, которым они обменялись над телом Володислава, ей казалось, будто Етон хочет что-то ей сказать. Поначалу он показался ей страх как некрасив: рослый, с длинными конечностями, с грубыми чертами продолговатого лица и маленьким белым шрамом на щеке, он очень сильно отличался от Святослава и видом, и повадками, и ей не верилось, что это тоже князь. Удивительную повесть о его гибели от руки Святослава и возрождении на третий день она хорошо знала еще по Киеву. И теперь в памяти всплыло то, что заслонили более поздние и яркие события: ведь еще год назад Етон сватался к ней через Олега Предславича. Путем этого брака, как ей уже во Вручем объяснил дед, они с Володиславом хотели вызволить из неволи хотя бы ее. Етон тоже был из числа женихов, кому закрыли к ней дорогу суровые киевские владыки – Святослав и его мать. Чтобы избежать этого сватовства, Эльга и привязала ей ключ. Но Малуша не винила Етона. Мысль о том давнем сватовстве вновь начала ее смутно волновать. Со Святославом Етон, ясен день, не шел ни в какое сравнение. Только и хорошо, что молод: лет двадцати. Но он был здесь, а не где-то за много-много днищ. Он думал о ней – об этом ей говорил каждый его случайный взгляд. И… никого из киевских князей, способных ему помешать, сейчас не было рядом. От этой мысли накатывало тревожное воодушевление.
– Расспрашивал меня, как тебе поживается у Ольги, не думает ли она тебя замуж отдать… – стала вспоминать Обещана. – Хороша ли ты собой? Да просил, если кто от нас в Киев поедет, вызнать о тебе хорошенько и поклон от него передать, – она с намеком улыбнулась, будто собиралась кого-то сватать. – Я бы передала, землей-матерью клянусь, да не ездил от нас с тех пор никто в Киев. Вуефастич с бискупом не до Киева, а досюда только доехал, здесь его Перемилу на руки сдал – так уж рад был, что может сразу и домой воротиться. Да, а Етон тогда уж меня просил – дескать, не порадею ли я о подруге своей. Тебе то есть. Я говорю, чем же я могу порадеть… А потом уж, как он уехал, я и подумала кое про что. Теперь вижу, не зря подумала.
– Про что? – Малуша взглянула на нее с бьющимся сердцем.
Показалось вдруг, что подруга знает способ как-то свести ее с Етоном… Малуша сама удивилась этой мысли. Она еще не знала, хочется ли ей этого – уж очень Етон был непохож на того, кто и сейчас, спустя все эти дни, рисовался в ее мыслях живым земным солнцем. Но Святослав казался далек, как солнце в полночь – ни взором, ни мыслью не достать. А Етон ведь тоже князь… И теперь, когда она, Малуша, уже вольная дева, что мешает ей порадеть о себе… кроме дедовой клятвы Эльге?
– Я вот что надумала, – Обещана придвинулась к ней ближе и зашептала, чтобы не слышали хозяева избы. – Расскажу тебе кое-что, только ты смотри, молчи, никому не передавай.
Малуша охотно закивала.
– Есть у нас в Укроме некое диво тайное. Веретено самой Зари-Зареницы, из чистого золота сделанное. Сказывают, будто у пращура нашего, Брегамира, от кого мы все, укромичи, свой род ведем, младший сын был, Зорник, и в жены себе добыл Зарю-Зареницу, а в приданом у нее было веретено золотое. С тех пор оно у нас на Горе хранится, и если на нем нить заговоренную спрясть, то можно что хочешь сделать – хворобу прогнать или счастьем человека наделить. Новую судьбу можно спрясть – кому хуже, а кому лучше прежней.
– Ты видела его? – Малуша смотрела на нее во все глаза.
Орудие самой богини – не в преданиях, а наяву! Одно из тех золотых небесных сокровищ, о которых столько есть сказаний!
– Видела, – прошептала Обещана, значительно расширив глаза. – И в руках держала. Моя вуйка, Медвяна, жена знающая, большую силу имеет. Она Вуефастичу спряла нить, соткала науз, чтобы он жив остался и меня не погубил. И вот как нас тот науз крепко связал! Я вот и думала тайком: а что, если бы тебе новую судьбу спрясть? Теперь вижу – так и сделать бы. Уж больно у тебя старая судьба недобрая. Отец вот погиб, мать за тридевять земель, с женихами не ладится – уплывают прямо из рук…
– И можно как-то… до веретена этого добраться? – Малуша сжала руки перед собой, глубоко дыша от волнения. – Где оно?
Да, именно это ей и было нужно! Новая судьба! Из рук самой Зари-Зареницы, покровительницы юных. Именно сейчас, когда прежняя жизнь окончилась, а в новой она не видела никаких путей вперед – золотое веретено Зари, той, что выводила на дневной путь коней самого Солнца, только и могло ей помочь.
– Оно в Укроме у нас, в святилище, на Горе. Там в обчине, где Макошин очаг, перед ним тайник подземный, а в нем веретено. Если бы только деда твоего упросить, чтобы отпустил тебя со мной хоть на три денька, я бы свозила тебя туда… Вот сейчас, после похорон. А то потом увезут тебя назад во Вручий, бог весть когда и увидимся потом…
Малуша хотела было ответить, но в этот миг скрипнула дверь и в избу скользнула тень. Обе подруги вздрогнули: легкие движения, неслышная поступь наводили на мысль о лесном звере. Сделав шаг к ним, неразличимая тень вдруг обернулась человеком. Но у обеих осталось смутное чувство, будто они видели оборотня. Или гостя из Нави, что принял человеческий облик прямо у них на глазах.
– Вечер добрый! – Етон плеснецкий издалека поклонился хозяевам, сидевшим у печи, и кивнул на Малушу с Обещаной, давая знать, что пришел к ним и встречать его по обычаю не нужно. – Я к вам, девы красные. Дозволите присесть?
Малуша первой рассмеялась беспокойным смехом, пряча за ним свое удивление, Обещана за ней.
– Вот где я вас сыскал! – Етон улыбнулся и сел на скамью, рядом с Обещаной, но повернулся так, чтобы видеть обеих сразу. – Простите, что беседу вашу нарушил. Да есть у меня вести для тебя… Володиславна.
– Вести? – Малуша беспокойно пошевелилась.
Однако это ее не удивило: она уже какое-то время ждала, что Етон заговорит с нею.
– Весть дурная, не взыщи. Слышал я сейчас в гостевой избе кое-что, – Етон слегка кивнул на дверь, намекая на собрание мужчин.
– Да какая же еще дурная весть? – Малуша почти рассердилась. – Уж все, мнится, дурные вести пришли ко мне! Уж некуда класть!
– Еще не все. Слышал я разговор, – Етон подался к ней так близко, что мог шептать почти в ухо, но так, что и Обещана слышала каждое его слово. – Лют Свенельдич сказал, будто хочет, как погребен будет отец твой, увезти тебя в Киев обратно.
