От неожиданности Малуша вздрогнула и подалась назад. Все это долгое – для нее еще более долгое – время она не вспоминала о Торлейве и теперь смутилась. Хотя в чем он мог бы ее обвинить? Что не стала отказываться от верного своего счастья ради того, чему все равно не бывать?
Да и нельзя же ей прятаться от него всю жизнь. Он теперь как тот город на вершине горы, из Библии – его всяк увидит.
Торлейв тем временем соскочил с седла, отдал повод отроку и направился к княжьей избе. Малуша стояла у него прямо на пути. Она могла бы уйти, в сумерках он не узнал бы ее так сразу, даже если бы заметил. Но осталась стоять. Чем раньше она поздоровается с ним не как бывшая ключница и бывшая невеста, а как будущая княгиня, тем будет проще.
Торлейв приметил некую деву, что застыла у него на дороге – как будто ждала. За несколько шагов он взглянул ей в лицо… и замер, словно взгляд на ее лицо сковал его чарами.
Он-то вспоминал о Малуше в эти месяцы, несмотря на все превратности дороги. Но был уверен, что она сейчас во Вручем – ведь княгиня собиралась отослать ее туда. И вот она здесь? Снова в Киеве, но не у княгини, а почему-то у Святослава? Это не морок? Что ей здесь делать?
– Будь жив, Пестряныч! – произнесла Малуша, и голос ее звучал как-то по-новому: дружелюбно и все же отчасти свысока. – Как поживаешь?
– Малуша… – Торлейв сглотнул. Вид у него был изумленный. – Ты откуда взялась? Почему ты здесь? Да еще почти ночью!
– Теперь это мой дом, я здесь хозяйка, – ровно ответила она.
– Как?
– Я… князь меня в жены взял.
– Взял? – Торлейву вспомнился разговор с Эльгой перед его отъездом. – Но ведь княгиня… ты должна быть у деда твоего…
– Я была у деда. А потом… судьба меня опять к князю привела, и теперь он мой муж. Такова его воля, и мне от счастья своего бегать не годится, – в мыслях Малуши мелькнули невысказанные обвинения. – Ты прости… что так вышло, – великодушно добавила она. – Мы было одно загадали, а у судьбы иное напрядено оказалось. Теперь я – Святослава жена, а с тобой будем дружны, как при нашем родстве пристало.
– Вот как… – У Торлейва вдруг сделался отстраненный взгляд. – Княгиней хочешь быть…
– А чего же мне не быть княгиней? – Малуша вскинула голову. – Я давно уже не раба, а родом я иных княгинь не хуже.
Она по-прежнему была одета в простой кожух, а на волосы от снега накинула некрашеный шерстяной платок. Но в ее прямом стане, в гордо вскинутой голове, в горделивом лице и правда сквозило княжеское достоинство, и Торлейв умел его оценить.
– Так это верно… что ты сама захотела за него идти? Он не принуждал тебя? И ты не из страха…
– Нет, не принуждал. – Малуша понимала, что это признание Торлейва ранит, но неужели из-за этого ей следовало лгать?
И ничего не добавила. Торлейв сам поймет: как он ни хорош, а с князем молодым ему не тягаться.
Он смотрел ей в лицо, будто выискивал хоть малые проблески сожаления. Да, он не князь… но он готов был полюбить ее простой ключницей. Неужели ни любви, ни благодарности у нее в сердце не осталось?
Но нет. Страстная любовь горделива и жестока: упиваясь своим торжеством, она хочет, чтобы отвергнутые в полной мере ощутили свое унижение и своим ничтожеством оттенили величие истинного избранника.
– Ну… – Торлейв криво улыбнулся, – пытай свое счастье… княгиня. А я пойду, у меня к Святославу дело.
Он слегка поклонился – в поклоне его Малуше почудилась издевка – и пошел в старую избу, куда ему указали гриди.
Малуша невольно смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью. Вдруг ощутив, что сильно замерзла, она повернулась и побежала к себе, в Малфридину избу. Но и там, в тепле, еще долго не могла унять дрожь. Зачем Торлейв приехал? Что у него за дело к князю – он ведь не из Святославовой дружины. Эльга прислала? Да, наверное: ведь Святослав еще не виделся с матерью после приезда, Эльга прислала братанича пригласить сына на завтра к себе или уведомить, что сама прибудет…
Все было просто и понятно. Никаких загадок, никаких причин тревожиться. Но тревога не проходила. Ложась спать, Малуша все мучилась: спросить о Торлейве у Святослава, когда он придет, или не надо? Или не стоит упоминать о его бывшем сопернике – радости ему такой разговор не принесет…
Так ничего и не решив, она поневоле заснула. А потом, проснувшись в темноте – потянуло облегчиться, в последние ночи с ней это бывало, – удивилась, что Святослава нет рядом. Прошлую ночь он спал с ней здесь, в Малфридиной избе, но сегодня не пришел. Где же он? Малуша села на постели, еще раз пошарила возле себя. Она была одна, только сопели на полатях две челядинки. Они остались от прежнего хозяйства, но Малуше не нравились – неряшливые, распущенные девки, ленивые до работы, зато всегда готовые пошалить с любым из гридей. Она собиралась при первом же случае завести себе других служанок – таких же опрятных, миловидных, скромных и работящих, как у Эльги.
– Эй! – крикнула она. – Девки! Липка! Багулька! Проснись!
– А-а? – донеслось с полатей.
– Проснитесь, куры ленивые! – Учиться разговаривать с челядью Малуше не приходилось. – Подите узнайте, где князь! Неужто еще не лег?
Казалось, уже глубокая ночь, и отсутствие Святослава навевало жуть – будто его вовсе нет на свете, будто он сгинул в море мрака…
Послышалась возня и сердитое перешептывание – девки спорили, кто пойдет, пихали одна другую.
– Живее! – прикрикнула Малуша. – А то сейчас толкачом сгоню, босиком у меня по снегу побежите!
В темноте заскрипели доски – какая-то полезла вниз. Долго искала в темноте свои черевьи и свиту. Наконец скрипнула дверь, дыхнуло свежим холодом снаружи – Малуша быстро укрылась одеялом. Одеяло наконец-то у нее было кунье, истинно княжеское – Святослав велел принести еще вчера.
Девка поговорила с дозорными во дворе, вернулась.
– Князь спит давно, у себя с отроками, – доложила она. – Можно лечь? Или еще куда идти?
– Спите, – с досадой позволила Малуша.
Сходив до бадьи – ее велела на ночь принести и поставить в углу у двери, – Малуша тоже легла, но глаз не закрыла. Душу залила обида и тревога. Почему он не пришел? Вся ее жизнь теперь была сосредоточена на Святославе, и то, что он мог о ней забыть или почему-то еще отказаться быть с ней, больно ранило. Но может, он просто засиделся, не захотел ее тревожить? Да лучше бы уж потревожил! Разве она не обрадовалась бы его приходу в какой угодно поздний час! Остаться одной было горько и страшно. Она ведь надеялась, что теперь, когда Святослав принадлежит ей, никогда больше не останется одна!
И грызло неприятное чувство: это как-то связано с появлением Торлейва. Но чего такого он мог сказать Святославу, чтобы оттолкнуть от нее? Что между ними было – Святослав и так знает, скрывать вроде нечего…
Утром Малуша встала даже раньше обычного. Сразу по пробуждении в голове всплыли две мысли: первая – что солоноворот завтра, и вторая – о Святославе. Она плохо спала и теперь чувствовала себя нехорошо: в теле ощущалась неприятная дрожь, слегка мутило. Однако лежать и ждать не было сил – она всю ночь не могла дождаться, когда же наступит утро. Это утро еще ничем не отличалось от глухой ночи, однако Малуша встала и оделась. Выбила огонь, зажгла свечу, потянула за косы спящих лентяек, чтобы скорее растопили печь. Сама накинула старую свиту – Святослав приказал сделать ей хорошую шубу, как прилично княгине, но та еще была не готова, – и вышла на крыльцо.
