К Люту уже бежали со всех сторон гриди Святослава, но по пути их перехватывали его отроки и люди Острогляда, родичи и товарищи. Едва встав на ноги после полета на стол, Игмор тут же получил по затылку питейным рогом от Ильмета Себенежича. Между столами завязалась драка, полетели во все стороны пуговицы от кафтанов и клочья от бород. Челядь жалась к стенам, но иные зрелые мужи не тронулись с места и лишь с ухмылками наблюдали забаву молодежи, в какой они и сами в былые годы не раз отличались.
Когда все началось, Малуша шла к княжескому столу с кувшином вина, чтобы снова наполнить чаши князя и воевод. Падая, Игмор едва не зацепил ее; без крика Малуша, вполне готовая к такому, быстро скользнула вперед. Тут же рядом рухнул на стол Лют, придавленный за горло Болвой; Малуша метнулась в другую сторону и налетела на Святослава. Не отводя веселых глаз от дерущихся, он обхватил ее и задвинул за угол стола. Малуша было дернулась, но он не отпустил ее, и она не посмела рваться из рук самого князя. Крепко прижимая ее к себе и прикрывая от машущих кулаков и пролетающих чаш, Святослав следил за дракой и криками подбадривал своих гридей; у него чесались руки принять участие, но он понимал: княжеское достоинство не позволяет ему веселье такого рода. В борьбе с искушением он занял руки Малушей, заодно прикрывая девку, чтобы не затоптали. Это Икмошу, лося здорового, поленом не убьешь, а девке, весом с мышь, много ли надо?
Смущенная непривычной близостью повелителя земли Русской, Малуша не шевелилась и лишь краем глаза поглядывала на происходящее. Второй глаз ее был прижат к груди Святослава; кафтан его был расстегнут, сквозь тонкую шелковую сорочку она ощущала щекой его крепкие, как железо, мышцы и слышала стук его сердца. Все это было так странно… непривычно, тревожно… но в чем-то приятно. Ничего такого с ней до сих пор не случалось; тепло его тела пронизывало ее насквозь, непривычный мужской запах тревожил что-то в глубине существа, отчего ее начало слегка трясти, но при том она была как деревянная, утратила всю свою ловкость.
Тем временем Мистина подал знак десятским; отроки Эльги набежали и растащили дерущихся. Лют так сразу не дался: он стоял спиной к столу, удобно прикрытый им сзади, и из этого выгодного положения щедро угощал кулачными ударами всякого из парней Святослава, кто подворачивался. Когда к нему приступил Хотигость, десятский, желая успокоить, Лют угостил и его – разбираться было некогда.
Тогда вмешался сам Мистина: обойдя стол сзади, ухватил младшего брата за ворот кафтана и мигом перетянул на свою сторону, и тут же сжал руками, не давая двигаться. Обнаружив, что это Мистина, Лют мигом затих и даже устыдился.
Яростные крики смолкли, сменились стонами и вялой перебранкой. Святослав выпустил Малушу и прошел вперед, упирая руки в бока и со смехом оглядывая поле боя. Помятых были десятки: и участники побоища, и зрители. Боярин Добротвор пострадал вовсе ни за что: к началу драки он, с непривычки упившись белым вином, уже спал, упав на сложенные руки; звуки драки пробудили его, но, едва приподняв голову, он тут же получил невесть от кого летящей миской в лицо и теперь стонал, не решаясь тронуть сломанный нос. Цветной кафтан на груди был испятнан кровью. Игмору так больше и не привелось вступить в бой: сидя на полу после удара рогом, он уже хотел только отползти в сторонку, но тут на голову ему обрушилось деревянное блюдо – полетели жареные караси, а блюдо треснуло пополам.
– Вы, сыны Перуновы и любимцы валькирий! – крикнул Мистина. – Разойдись, дай княгине пройти.
Эльга решила, что на сегодня достаточно. Хотигость, зажимая разбитый нос, прошел через гридницу к выходу, расчищая ей дорогу, потом шла Эльга, за нею Мистина, его дочери и Одульв. Величана подталкивала Люта следом за ними – умыться и привести себя в порядок. Пытаясь отдышаться, тот расстегнул кафтан до пояса, но поглядывал вокруг с вызывающим видом, будто проверял: это все? Или есть еще охотники?
– Ладно, паробки, пошли восвояси! – крикнул своим Святослав. – Что вы, как медведи неученые, пришли княгине дом громить? Где вас вежеству учили? Срамите меня перед матушкой!
Но гриди, утирая разбитые губы, тем не менее видели: князь ими доволен. Соперничество и вражда между ними и приверженцами Эльги стали уже привычным делом, хотя до мордобоя доходило все же очень редко.
Убедившись, что пройти по гриднице уже можно безопасно, ушла и Малуша. Ей еще предстояло вместе с прочей челядью прибирать здесь, собирать грязную посуду, остатки еды и обломки. Но пока все расходились, она могла уйти во двор, в сумерки, и там постоять под легким снежком, остужая горящие щеки. И сейчас еще все ощущения от нечаянных объятий Святослава лежали на ней, будто широкий теплый плащ.
* * *
Назавтра, проходя после полудня через двор, Обещана вдруг заметила у ворот нечто знакомое. Рослый худой отрок ухмыльнулся, увидев ее, и скрылся даже быстрее, чем она вспомнила его имя. Да это же Будиша, оружничий Стенара! До Горинца она и не знала, что такое оружничий – не то что теперь, после месяца жизни на княгинином дворе. Теперь Обещана знала в лицо телохранителей и отроков обоих воевод – Асмунда и Мистины, самого князя и кое-кого из бояр, приближенных Эльги. Ни разу не высунув нос за ворота, Обещана повидала за этот месяц больше людей, чем дома – за целый год. А Горинец и все, с кем она там познакомилась, отдвинулись в памяти назад будто лет на десять.
В поварне она заметила Малушу: та значительно кивнула ей, словно хотела что-то сказать. Но нужно было приниматься за работу, и лишь после обеда, когда отроки унесли мыть котлы, Малуша поманила Обещану за собой и увела за поварню, на пятачок между стеной и тыном двора.
Земля здесь была плотно утоптана: то и дело кто-то прятался сюда, чтобы поговорить без свидетелей.
– Приходил тут сегодня отрок от среднего Вуефастича, принес кое-что для тебя, – сказала Малуша.
В Киеве Обещана узнала, что у Вуефаста трое сыновей, поэтому Унерада называют Вуефастичем-средним.
– Принес? – удивилась Обещана. – Для меня? Какой отрок?
А сама вспомнила Будишу; лицо вспыхнуло и загорелись уши от волнения, будто она ждала важной вести.
– У них моего ничего нет, – добавила она, но на уме у нее был Етонов обетный перстень.
Да нет, не может быть, чтобы Унерад, устыдившись после вчерашних упреков, вдруг решил его вернуть!
Малуша смотрела на нее с сомнением, вертя в пальцах конец своей косы.
– Вот, – наконец она развязала кожаный мешочек на поясе, возле связки ключей, и вынула тонкий ремешок с нанизанными бусинками.
Обещана взглянула. На ремешке было с десяток мелких зеленых бусин из стекла и посередине одна крупная, с вишню – черная с красными глазками.
– Тебе просил передать от боярина: дескать, кланяется и просит обиды не держать.
Обещана смотрела на снизку, будто на змею, и даже не пыталась протянуть к ней руку.
– Что он тебе сделал-то? – Малуша с любопытством смотрела на нее. – Под подол полез? Вчера на пиру, да? Я видела, он пьян был, как тролль на свадьбе. До драки еще.
