– В этот раз все будет иначе, клянусь головой апостола Павла! – воскликнул другой посол, протоспафарий Ипатос. – Первое нужно отметить, что никогда еще обстановка не была так благоприятна для Божьего дела! Багдадский халифат раздирают смуты, множество эмиров и султанов отказываются признавать власть халифа над собою – в Сирии, Малой Азии, Месопотамии, Персии. Да и ту власть, что осталась у халифа, прибрал к рукам его военачальник, султан Муиз ад-Дауле. Теперь разбойники на Крите не получат никакой помощи от сирийцев, и всемогущий Бог отдаст их в наши руки. Второе, прошлый поход возглавлял Константин Гонгила, придворный евнух, человек слабый и изнеженный, как полководец неопытный и слабый. Ныне же Роман август и паракимомен Иосиф сделали полномочным вождем для сей войны Никифора Фоку, доместика схол Востока и стратига восточных фем. Муж сей деятелен, отважен, опытен в делах военных и силою непобедим! У него под началом тысяча дромонов, триста семь кораблей с продовольствием и воинским снаряжением, а главное – он ведет две тысячи огненосных судов, снабженных «текучим огнем». Нужно ли мне рассказывать вам, каково его действие!
У русов вытянулись лица – грек ясно намекал на события двадцатилетней давности, когда многие десятки судов с войском Ингвара были сожжены в Босфоре на пути к Царьграду, а в конце лета с этим же столкнулся Хельги Красный, прорываясь обратно из Пропонтиды в Греческое море.
– Именно сейчас, когда мы находимся здесь, флот магистра Никифора готовится выйти из града Константина. По пути к нему присоединятся новые суда и войска с островов: Митилена, Хиос, Самос, Фигелы будут участвовать в этом деле. Роман август предлагает вам присоединиться к христолюбивому воинству. Достойная награда за доблесть не заставит ждать: сто пятьдесят лет род критских эмиров копил сокровища, добытые самыми нечестными путями грабежа и работорговли, и после нашей победы над ними добыча будет поделена по справедливости.
– Не сейчас, – в ответ на эту речь Святослав покачал головой. Ему льстило, что василевс просит у него военной помощи, но это шло вразрез с его собственными замыслами. – Этим летом мне самому нужны опытные люди.
– Хотелось бы знать, для чего? – осведомился Диметрис.
– Мой отец еще двадцать лет назад завоевал области угличей при устье Днепра и возложил на них дань, но через несколько лет они прекратили ее платить и переселились дальше на запад. Я намерен восстановить мою власть над этим племенем, и я сделаю этого до того, как пойдет снег.
– Близ устья Днепра начинаются владения фемы Херсонес, – озабоченно заметил Ипатос. – Василевс был бы рад получить заверения, что твой поход не грозит херсонитам.
Греки тоже не забыли тот Свенельдов поход, хотя по сравнению со столетними злодеяниями критских сарацин тот набег прославленного отца Мистины был детской шалостью.
– Я не угрожаю херсонитам, – коротко заверил Святослав.
– Если бы ты послал войска в помощь магистру Никифору, василевс был бы так же уверен в этом, как в том, что Христова вера истинна.
– Насчет веры пусть у папасов спросит, – Святослав взглянул на третьего посла, иерея, отца Ставракия, – а я уверен, что собираюсь на угличей, а не на Корсунь.
Посол колебался, косясь на своих людей. Выражение мрачноватой сосредоточенности на его лице, густо заросшем черной бородой, еще усилилось.
– Я не могу раздавать людей для чужих походов, – продолжал Святослав. – У нас с ромеями есть общий враг, и вы сами его знаете – это каганат. Вы ведь так и не восстановили свою власть над Сугдеей после той войны с Песахом?
– Да, с тех про как двадцать лет назад безбожные хазары во главе с Песахом захватили эту область, она вышла из-под власти василевсов. Не говоря уж о том, что юго-восточные области Таврии с древним городом Боспором остаются в их руках. И для тебя, Сфендослав, было бы наилучшим способом доказать нам твою дружбу, после того как твой родич… – Диметрис запнулся и взглянул на Георгия.
– То был человек по имени архонт Эльг, – подсказал тот, а все русы в гриднице разом взглянули на Торлейва.
– Способствовал тому, чтобы хазары пришли в эти области и перебили во множестве пленных христиан. Хазары до сих пор взимают дань с этих областей. И то, что теперь ты собрал войско и намерен вести его к пределам фемы Херсонес, не может не вызвать озабоченности у василевса и Синклита. Мы хотели бы получить от вас клятвенные заверения, что эти войска не предназначены для нападения на владения василевса в Таврии, а также не станут посягать на владения кагана близ Боспора Киммерийского, что может привести к новой войне между ромеями и хазарами. А это особенно нежелательно сейчас…
Здесь вдруг Георгий, переводивший речи посла, прервался на полуслове и раскашлялся. Приступ продолжался довольно долго: тщедушный скопец сгибался пополам, хватался за грудь, и на его морщинистом голом лице отображалось страдание.
Эльга сделала знак Малуше, и та подала Георгию чашу с медовым вином. Тот принял – у него дрожали руки, – отпил и поклонился Эльге.
– О, прошу меня простить, архонтисса, и патрикий, и ты, архонт… – кое-как отдышавшись, пробормотал он. – Зловещий мой недуг… Силы мои подорваны долгой службой цесарям… Итак, ты сказал, патрикий, василевс желает получить заверения, что русы больше не станут своими действиями при Боспоре Киммерийском побуждать хазар напасть на владения ромеев в Таврии.
Торлейв шагнул ближе к престолу Эльги и вполголоса произнес на северном языке те слова, перевести которые Георгию «помешал» кашель:
– В то время как все силы ромеев стянуты к Криту.
Святослав посмотрел на него, нахмурясь, потом улыбнулся:
– Боятся, стало быть, что я на Корсунь пойду, пока они с сарацинами ратятся?
– Хотят от тебя клятвы, что ты не станешь подвиги твоего отца повторять, – насмешливо сказал Торлейву Сфенкел, и Святослав засмеялся.
Георгий же потянулся к уху Диметриса и шепнул что-то – так тихо, что Торлейв не разобрал слов, к тому же голоса Сфенкела и Святослава его отвлекли. Но судя по тому, что при этом посол с явным любопытством воззрился на Торлейва, скопец перевел ему слова Сфенкела.
– Ромеи должны знать, что сами вызвали те события двадцать лет назад, – без улыбки сказал Торлейв по-славянски, предоставив перевод Георгию.
– Ты… твоим отцом был тот самый архонт Эльг, который захватил Таматарху, а потом стал союзником Песаха? – спросил Ипатос.
– Который более двух месяцев удерживал Никомедию? – добавил отец Ставракий, глядя на парня с живым любопытством.
Греки знали, что Торлейв – племянник княгини, но он не стал уточнять, что его отец Хельги, брат княгини – тот самый архонт Эльг, с которым посланцы Константина двадцать лет назад вели переговоры в захваченной Никомедии. Диметрис был, пожалуй, слишком молод, а Ипатос, в чьей черной бороде под углами рта виднелись густые пряди седины, вполне мог это помнить.
– Да, – коротко ответил Торлейв.
