– Милая, это слишком серьезное… предположение.
– Никаких предположений, – Валерия улыбнулась. – Я знаю наверняка…
– Неужели? Тогда почему не сообщили полиции?..
– Наш дорогой комиссар Лелюш должен был искать ответ на простой вопрос: кому выгодно?
– Это абсурд… Кому может быть выгодна смерть вашей матери…
– Посмотрите туда.
Баронесса повернула голову, куда указали кивком.
За дальним столиком восседал крупный господин с суровым, если не сказать, мрачным лицом. Дама рядом с ним казалась миниатюрной. К ним подошел худощавый молодой человек, одетый модно и со вкусом, поклонился, ему предложили сесть рядом. Лично господину Алабьеву баронесса не была представлена. Однако знала, кто он и чем занимается в России. Его семейство в Ницце снимало виллу на берегу.
– Простите, милая, я вас не понимаю.
Валерия так резко сжала руку, что баронесса вздрогнула.
– Убийца сидит у всех на виду и радуется жизни.
– Вы обвиняете своего отца?
– Нет, не обвиняю. Он сам себя обвиняет.
– Да что же такое вы говорите?
– Я вам не рассказывала, но мы с Матвеем дети от второго брака… От первого – старший брат Кирилл, вон он, сидит около отца. Знаете, как погибла его мать, первая жена нашего отца?
Предположение баронесса удержала при себе.
– Она утонула в пруду, – продолжила Валерия. – В ясный солнечный день… В дачном пруду… Урядник оформил несчастный случай. А что же наш добрый отец? Он получил страховку по факту смерти жены. Потом женился на нашей маме, она принесла в приданое капитал, на который он развернул дело. И вот у него есть все… Что любопытно: жизнь нашей мамы тоже была застрахована. Угадайте, кто получит страховую премию после ее смерти? Почему об этом не спросил комиссар Лелюш?
Ответ был столь очевиден, что не следовало произносить вслух.
– Ваш отец – богатый человек, – сказала баронесса. – Неужели ради страховки он пойдет на… такое?
– Деньги, – Валерия недобро улыбнулась. – Отец любит деньги. Копит их, бережет. Но главная причина рядом с ним. Симпатичная у нас будет мачеха, не правда ли? Молоденькая. Свежая… Наверное, старше меня года на два… Милая Лидия… Утешает папеньку в горе… Заметили, в каком горе он пребывает?
Баронесса смолчала: ни траура, ни скорби у господина Алабьева заметно не было. Во всяком случае, издалека.
– Как там Гамлет говорит о своей матери: «И сапоги еще не износив», кажется… А папенька похоронил старую жену и спешит жениться на молоденькой… Третьей… Не удивлюсь, если будет четвертая… Прудов и рек, где можно случайно утонуть, предостаточно.
Она говорила спокойно. Слишком спокойно, чтобы этому верить. При этом не разжала пальцы. Баронесса еле терпела боль.
– Милая, вам надо успокоиться. – Она с усилием освободила руку. – И смириться. Ничего не поделать. Постарайтесь простить, если есть за что… Найдите себе достойную партию, выходите замуж, живите своей семьей. И забудьте… Забудьте все…
– Забыть… Смириться… Успокоиться… Я успокоюсь, только когда убийца понесет наказание. – Валерия повернулась и молитвенно сложила ладони. – Дорогая баронесса фон Шталь! У меня никого нет… Мне не от кого ждать помощи… Матвей мал и болен, Кирилл тюфяк и рохля… Помогите мне… Помогите… Вы – моя единственная надежда!
Можно было ожидать чего угодно, но только не подобной просьбы.
…Они познакомились недели три назад почти случайно на набережной и сразу сдружились. Баронесса увидела в яркой барышне себя, только лет на шесть младше. Когда училась нехитрой премудрости управлять мужчинами. Валерия понравилась не только красотой, но редким для юной девушки умом и рассудительностью. Они стали встречаться и весело проводить время. Валерия просила советов опытной женщины, баронесса делилась, порой излишне откровенно и щедро… Для совместных прогулок по Promenad des Anglais
[4] с Валерией она выбирала простое платье и скромную прическу. Чтобы красота молодости немного скрывала ее от мужского внимания. Незаметно Валерия стала ее близкой подругой. Баронесса пару раз одалживала ей свой паспорт, чтобы юная подруга могла съездить в казино Монте-Карло, куда не пускали несовершеннолетних барышень. Заходить в городское казино Ниццы Валерия боялась, чтоб не встретить брата или отца, который не одобрил бы поведение дочери.
– Чем я могу вам помочь? – спросила баронесса, предугадывая ответ. – Неужели вы задумали…
Валерия мотнула головой:
– Не собираюсь убивать отца. Пусть его судит высший суд. Но проучить… Проучить так, чтобы запомнили… Вы мне поможете?
– Дорогая, я готова сделать для вас все, что в моих силах, но обстоятельства складываются так, что сегодня я должна уехать…
Новый удар Валерия приняла достойно. Не стала ни умолять, ни упрекать.
– Хорошо, тогда после… Время есть. У меня оно в достатке… Надо хорошо подготовиться… Когда мы вернемся в Москву… Осенью или зимой. Я все равно не успокоюсь, пока не доведу дело до конца. Вы не бросите меня?
Нельзя было оставаться равнодушной к такой мольбе. Баронесса обещала, что приедет в Москву по первому зову, но не раньше весны следующего года. И дала адрес, на который можно прислать для нее телеграмму.
Валерия порывисто обняла фон Шталь и расцеловала в обе щеки. Что было вызывающе неприлично для общественного места.
Отодвинув стул и подав знак Матвею, чтобы оставался на месте, Валерия неторопливо подошла к столику, за которым сидел господин Алабьев с сыном и молодой дамой. Взяв чашку мадемуазель Лидии, она плеснула в лицо отцу. Черная жижа потекла по белоснежной сорочке.
Баронесса наблюдала, как сжался Кирилл, как изумление застыло на лице хорошенькой спутницы Алабьева, как замер официант с подносом, как Валерия саданула чашкой об пол и повернула назад, будто ничего не случилось.
В спину ей летел рев:
– Вон с глаз моих, мерзкая дрянь!
Посетители ресторана с интересом наблюдали сцену, которую устроили русские туристы. Наверняка заметка о происшествии попадет в завтрашнюю газету. Баронесса еще подумала, что слишком легкомысленно дала слово. От Валерии можно ждать чего угодно: ум с красотой – смесь взрывоопасная. Особенно у юной барышни.
23 февраля 1894 года,
среда, масленичная неделя
• 2 •
Вдова Ферапонтова была женщиной нрава столь редкого, что палец в рот не клади. Чего не рисковал делать ни муж ее, ныне покойный чиновник Ферапонтов, ни городовой Ревунов, которому судьба определила пост напротив дома вдовы. Никто не рисковал совать палец в рот беззащитной вдове. Без пальца останешься, и руку по локоть откусит. Такой уж характер пронзительный. Все, кто знал, не связывались с Ферапонтовой. А кто не знал, получали урок. В обиду вдова себя никому не давала. И в этот раз не собиралась спускать злодеям и душегубцам.
