Познавательная прогулка вывела его к Красной площади, на которой кипел масленичный базар, где катались с ледяной горки и поглощали невозможное количество блинов. Месье Жано свернул на Никольскую улицу и вскоре входил в знаменитый ресторан «Славянский базар». Как ни старался он убить время, но пришел слишком рано. До намеченного оставалось не меньше часа.
Месье Жано решил ознакомиться с меню, которое подал изящно завитый официант в косоворотке голубого шелка. Выбор блюд поражал разнообразием. И блинами. Он подумал, что побывать в Москве и не поесть настоящей икры – вот преступление.
• 57 •
Пристав Носков терпеливо сносил от доктора боль. В обычном положении вещей доктор лечит больного. Вот только пристав не был болен, а Австидийский не собирался его исцелять. Напротив, старался сделать так, чтобы полицейский ощутил страх и трепет.
С той минуты, как оказался в участке, доктор встрепенулся, осмелел и перешел в наступление. Он старательно перечислял, какие неприятности устроит. Как лично пойдет на прием к обер-полицмейстеру, чтобы господин Власовский узнал, какие глупейшие приставы у него служат. Но это только начало. Затем Австидийский напишет жалобу прокурору, в которой подробно и в красках распишет, какое самоуправство чинил пристав. Но и это еще не все. После донесения властям доктор отправится в газету, где служит знакомый репортер, и расскажет, как некий пристав N. всю ночь держал его с трупом в кабинете, а потом в цепях отвел в участок. Безо всякой вины, а лишь по своеволию… Фельетон выйдет такой, что сам генерал-губернатор в гнев придет. В общем, если невинного и честного господина Австидийского немедленно не отпустят, с жалобой до царя дойдет. Ему терять нечего…
У пристава чесались кулаки хорошенько врезать докторишке, который окончательно зарвался. Желание приходилось сдерживать. Методы на таких самоуверенных господ имелись. Только применять их надо постепенно: снять допрос, заявить, что из свидетеля господин Австидийский становится подозреваемым, и арестовать по имеющемуся подозрению. Дня через три, когда спеси поубавится, отпустить, но подозрение не снимать. Носков не запускал бюрократическую машину только потому, что ждал Пушкина. В присутствии сыска храбрость доктора поубавится до нуля. Поэтому пристав терпеливо слушал, какие ужасы ему грозят.
Пушкина он встретил, как праздник.
– Вот и сыскная полиция к вам пожаловала, – ласково сообщил Носков доктору.
Австидийский пока еще не понял, как изменились обстоятельства.
– Очень хорошо! Мне безразлично, что вы тут придумали! – заявил он. – Жалобы будут на всех, кто посмеет меня задержать.
– Познакомьтесь, господин Пушкин, – сказал пристав, невежливо тыкая пальцем. – Частный доктор Австидийский, в частном кабинете которого оказался труп…
– Ложь! – вскрикнул доктор. – Больной был приведен еще живым!
– Выходит, добили его своим лечением.
– Гнусная ложь! Это вам даром не пройдет, пристав!
Еще немного, и господа могли сцепиться в рукопашной. Разнимать их в планы Пушкина не входило.
– Господин Австидийский, прошу внимания, – сказал он так, что спор сам собой угас, а доктор невольно поежился. – Вам знаком господин Лазарев?
К удовольствию пристава, доктор как-то не выразил возмущения, а старательно отвел глаза.
– Не знаю… Не помню… А в чем дело?
– Господин Лазарев дал показания, в которых сообщил, что вы составляли фальшивые свидетельства о смерти на следующих лиц: работник мучных складов Лопотов, мещанка Бровкина, приказчик Гагасин. После чего на них был выписан страховой договор и получена страховая премия. Все верно?
Австидийский помалкивал.
– Не понимаю… Нет… – пробормотал он.
– Кроме этих случаев, вы совершили куда более тяжкое преступление: выписали свидетельство о смерти на живую вдову Ферапонтову. О чем она подала жалобу в участок. Верно?
– Так точно, – сказал пристав, наблюдая, как отмщение за его муки наступило.
От геройства доктора не осталось и следа. На стуле сидел жалкий, напуганный и несчастный субъект.
– Я не хотел… Я не знал… Это ошибка…
Пушкин еще не закончил:
– То, что вы сделали, подтверждено документами. Это мошенничество, доктор. Мелкое, суд бывает снисходителен. Получите год исправительных работ. В Москву вернетесь, но врачебной лицензии лишитесь навсегда. Ответ верный, пристав?
– Так точно, господин Пушкин… Жулик не должен быть доктором…
Стянув с головы шляпу, Австидийский прижал ее к груди.
– Господа… Прошу вас… Это была ошибка… Слабость… Такой урок мне… Простите… Бес попутал… Все верну до копейки… Простите… Прошу, не надо суда… Пожалейте…
– Закон суров и не знает жалости, – сказал пристав.
Доктор уткнулся лицом в шляпу и зарыдал. Плечи его тряслись. Пушкин дал знак, чтобы не перегнуть палку. Носков не возражал: по натуре он не был кровожадным, посчитав, что обидчик получил сполна.
– Господин пристав подумает о снисхождении при одном условии, – сказал Пушкин.
– Да, да, все что угодно! – Австидийский отер шляпой слезы.
– Два дня назад Лазарев прибежал к вам утром, чтобы залечить ожог. Он сказал, что случилось?
Такого вопроса Носков не ожидал, но виду не подал.
– Митенька сильно ругался… Говорил, что дочка господина Алабьева плеснула ему в лицо кипятком, еле увернулся. Грозился, что дорого заплатит… Я ему повязку сделал…
– Петрушка невесту выбирал…
Австидийский решительно не понял, при чем тут Петрушка.
– Ничего подобного не сообщал…
– Лазарев говорил, как отомстит?
– Нет, конечно… Митенька же хитрый…
– Лично мадемуазель Алабьеву знаете?
– К сожалению, не бывала у меня…
– Как умерший молодой человек оказался у вас в кабинете?
Всхлипывая и тяжко вздыхая, доктор рассказал, как городовой приволок с улицы чуть живого, как он пытался помочь, дав лекарство, и какое испытал удивление, когда расстегнул сорочку. Дальнейшее полиции известно.
– Берите лист бумаги, пишите признательные показания, – сказал Пушкин. – После чего господин пристав решит, как с вами поступить.
Австидийский был готов на все, лишь бы не оказаться под судом.
Носков испытывал такую благодарность к чиновнику сыска, что готов был сделать для него все, что угодно. В границах разумного, конечно. Например, отвести в мертвецкую.
– Где городовой встретил этого человека? – спросил Пушкин, пересекая двор участка.
– На Большой Пресненской, у него пост рядом с мостом. Говорит, пальто было густо в снегу, лежал в сугробе, видимо… К доктору довел еще живым. Думал, что пьяный… А оно вон как вышло…
