– Как же ему верили? – спросил Эфенбах, который не верил никому и ничему принципиально.
– Кирилл Макарович – сын известного страховщика, такой не обманет. Тем более клиенты выбирались легковерные: Валерия указывала на тех, кого успешно грабила баронесса фон Шталь…
Михаил Аркадьевич многозначительно погрозил пальцем:
– Ох, лиса-стрекоза наша огнеокая, шалунья!
Из русской фразы Жано понял немного, но и не больно-то хотел.
– Это очень похоже на правду! – заметил он.
– У вас, инспектор, будет возможность задать господину Алабьеву любые вопросы, – сказал Пушкин. – Оставалась одна проблема: знакомого врача не было. Клиент должен был погибать по-настоящему. Но так, чтобы признали за несчастный случай. Кирилл Макарович нашел решение: отводил жертву на крутой откос берега и наносил удар в горло булавкой. Человек падал с высоты и ломал себе шею. Полиция, не слишком тщательно занимаясь расследованием смерти русского туриста, выносила заключение о несчастном случае…
– Увы, это так! – Жано только развел руками. – Мы были слепы, как кроты…
– Валерия брала у баронессы паспорт и получала в страховом обществе премию, – продолжил Пушкин. – Наверняка ее деньги хранятся на банковском счете в Ницце…
– Неужели она не знала, что брат убивает?
– Знала. Но ей было безразлично. Кирилл Макарович говорил, когда идти в кассу с паспортом фон Шталь. Остальное ее не касалось.
– Но ведь с каждым убитым юный месье попадал в большее рабство от сестры! – не унимался Жано.
– Он не мог не понимать этого, – согласился Пушкин. – Но что ему оставалось? Чтобы освободиться от рабства, он пошел на больший риск: помог утонуть жене Алабьева…
– Какая жестокость: убить мать!
– Она его мачеха… Одной цели Кирилл Макарович добился: Валерия не могла ни о чем думать, кроме смерти матери. Но возникла куда большая напасть: его отец влюбился в госпожу Мещерину, пожелав сделать своей третьей женой. Сказать Алабьеву, что мадемуазель Мещерина – его жена, Кирилл не мог: выгнали бы из семьи без копейки. Тогда молодые супруги решили затаиться: пусть Алабьев женится на Лидии Павловне в России. А там что-нибудь придумается. Так и случилось. Только жить в одном доме с женой, делящей ложе с твоим отцом, – испытание, которое трудно представить. Но Кирилл Макарович терпел.
– Как же соколик обжегся? Опять Валерия постаралась? – Михаил Аркадьевич налил себе и французу. Они выпили за торжество Закона. С большой буквы «З».
– Нет. Иначе бы она погибла значительно раньше, – сказал Пушкин. – Младший брат Кирилла Макаровича, Матвей, с детства почти не говорил. Смерть матери так на него подействовала, что он еще и оглох. Так считалось. На самом деле отец попросил Матвея быть его ушами. Он – любимец отца, именно ему Алабьев хотел оставить дело.
– Немому? – изумился Эфенбах, думая, что пора забирать из общества деньги.
– Полагаю, мальчик вскоре откроет большие таланты…
– Не о нем речь, раздражайший мой…
– Именно о нем… – возразил Пушкин. – Алабьев-старший обладал звериным чутьем и заподозрил неладное. Любовь к юной жене не застила глаза. А Матвей все слышал, его никто не стеснялся. Видимо, он узнал, что брат и мачеха слишком нежно общаются. Это произошло примерно месяц назад. Не зная всей правды, Алабьев решил, что сын покусился на его жену… Выносить такой скандал означает погубить страховое общество. После такой грязи никто не принесет и копейки. У Алабьева остался один выход: продать общество. Он пишет брату месье Жано, что готов завершить сделку…
– О да! – Инспектор оживился. – Брат сразу согласился приехать в Москву. Только я опередил его…
– Второе письмо Алабьев отправляет своей сестре, монахине Евгении: хочет покаяться во всех грехах. Каких – уже не узнать. Видя, как изменилось отношение отца, Кирилл Макарович понимает, что нужно действовать. Просто убить отца – бесполезно. По наследству ничего не получит. Какой выход? Он вспоминает, что в Москве живет его дядя – точная копия Макара Ивановича. Дальше все просто…
– Экий затейник, – сказал Михаил Аркадьевич. – Продолжай, не мути…
Пушкин не стал поправлять начальника.
– Кирилл Макарович договаривается с дядей, что тот сыграет отца. Делать ничего особо не надо: в шубе и шапке появиться перед Малецким, еще раз – перед нотариусом, который близко не знаком с Алабьевым. Ну, еще заранее отработать подпись и поставить под завещание. Для картежника – проще простого. Только Михаил Иванович не понимает, что, согласившись на обман и получив шубу брата, подписал себе смертный приговор: фальшивого Макара Ивановича должны найти мертвым. Потому что настоящий Алабьев никуда не уехал, а две недели плавает подо льдом Пресненского пруда.
– Какое варварство: убить своего отца! – воскликнул Жано.
– Цветочек – к букетику, – сказал Эфенбах. – Тут тебе и жениться на мачехе, и аферы. Вот ведь змей…
– Вероятно, Кирилл Макарович мстил за смерть своей родной матери, первой жены Алабьева, – сказал Пушкин. – План был разумным: по новому завещанию все получала вдова, мадам Алабьева. Через полгода она продает общество, получает состояние, уезжает вместе с Кириллом Макаровичем во Францию, где они живут в законном браке. Вмешалась случайность.
– Наша баронессушка, шаловница?
– Не только. Валерия снова стала требовать денег. Кирилл Макарович вынужден был просить Лазарева, чтобы тот оформлял фальшивые договора на людей, которые погибли от несчастных случаев в Москве. Лазарев вошел во вкус и решил обогатиться: выписал договор на мадам Ферапонтову, купил у доктора Австидийского заключение о ее смерти и собрался идти в кассу. Точнее – предоставить эту возможность своей невесте. За которую считал Валерию. В чем была его роковая ошибка.
– Простите, господа, Феро… кто? – спросил Жано.
Михаил Аркадьевич только рукой махнул:
– Не важно, одна ведьма… Померла уже…
– При этом Валерия, пылая ненавистью к Лидии Павловне, рассказала брату, что вызвала из Франции полицейского, чтобы проучить мачеху и дать отцу свободу. Она думала, что брат на ее стороне…
– И вот я здесь! – месье Жано благополучно развалился в кресле. – Эта маленькая злодейка и меня провела в мужском костюме…
– Но выдала свои планы Кириллу Макаровичу…
Эфенбах отодвинул рюмку, что говорило о самых серьезных намерениях.
– А ну-ка постой, раздражайший мой… Убил отца – понимаю, дядю прикончил – допустим. Тут выгода. Старуху – зачем? А Лазарева прыткого?
– Кирилл Макарович убирал невыгодный риск, – ответил Пушкин. – Ферапонтова могла поднять большой шум, что не входило в его планы. И она упала с лестницы. С Лазаревым риск был еще выше: он видел то, чего не должен был видеть.
– Это что же такого?
– Чуть больше, чем мадемуазель Агата. Она заметила в отражении всего лишь, как Алабьев поднимает деньги с пола.
