– И за это топить? – не унимался начальник сыска.
– Для всех Алабьев был в отъезде, его не могло быть в доме. И потом: зачем отец берет деньги от сына? Как это возможно? Кирилл Макарович точно не знал, что именно видела Агата. Достаточно того, что нависла угроза разоблачения. Он начал охоту: попытался ударить ее сзади поленом, на ледяной горке неудачно воткнул иглу в воротник и толкнул. Ну а с чучелом Масленицы немного перестарался: ему хотелось, чтобы Агата исчезла навсегда. Чтобы не выплачивать мне страховую премию…
– Ну хитрец, – тут Михаил Аркадьевич заметил, что француза разморило, и показал: пусть себе отдыхает. – А что же Лазарев?
– Лазарев опоздал на вечер. Столкнулся с Михаилом Ивановичем в шубе Макара Ивановича на пороге дома и понял, какую аферу случайно раскрыл. За молчание потребовал руку и приданое Валерии. Он ведь знал, что Ферапонтова не сама упала с лестницы, а убита…
– Это как же?
– Утром Лазарев спросил дворника: дескать, погибла старуха? Хотя тело ее уже убрали и мать Лазарева ничего не знала об этом. Страховой агент Лазарев не понимал, на какой риск пошел. За что упал с Горбатого моста…
– Служащего тукнул… И любимую сестру не пожалел…
– У Кирилла Макаровича не осталось выбора: он защищал жену. И свое будущее: если бы план Валерии удался, ему с Лидией Павловной деваться было бы некуда: в России мачеху с пасынком никогда не обвенчают, во Франции ждет гильотина. Тупик.
– Ладно, он шустрый, а ты-то как уразумился? Или Лидия эта Пална не могла разве булавками тыкать?
– Не могла: у нее длинные ухоженные ноги. Булавку не удержать.
– Тогда почему?
Пушкин положил на стол курительную трубку.
– Вот поэтому…
Эфенбах не понял, что такого в трубке.
– Кирилл Макарович носил трубку в нагрудном кармане. Как заядлый курильщик, – сказал Пушкин. – Но никогда не курил. И от него не пахло табаком. Ни в конторе, ни дома. Зачем человеку трубка, если ее не курить?
– Зачем, раздражайший мой?
Из лацкана пиджака Пушкин вынул длинную булавку и воткнул головкой в отверстие для дыма трубки. Булавка сидела прочно. Теперь он сжимал в руке смертельно опасное оружие. Почти незаметное.
– Энтомологических булавок в доме сколько угодно, безобидная трубка не вызывает подозрений, а в результате…
Коротким ударом Пушкин всадил булавку в стол. В твердое дерево игла вошла до половины. А трубка легко отпустила голову.
Впечатление было сильным. Михаил Аркадьевич уважительно покачал головой:
– С одной трубки все вытянул?
– Не из трубки, а из логики, – сказал Пушкин, пряча важную улику. – Кому могла открыть Ферапонтова ночью? Только тому, кто может принести ей деньги. То есть управляющему страховым агентством. Кому сильнее всего мешал Лазарев, если Валерия плеснула ему кипяток в лицо? Ответ тот же. Зачем вязать на убитого Михаила Алабьева шарф Матвея с прожженным следом от сковородки? Чтобы отвести подозрения. Кто мог придумать засунуть Агату в Масленицу? Только тот, кто видел чучело во дворе кулинарных курсов и хотел заставить ее страдать так, как страдал сам все эти дни. Почему Михаил Иванович получил удар бутылкой по затылку, а не булавку в горло? Потому что перед этим я рассказал Кириллу Макаровичу про булавки в шее его сестры… Все вероятности сходятся в одной точке.
После такого разговора у Эфенбаха не осталось выбора: он залпом выпил целую рюмку. Но что-то сегодня не пробирало.
– Да, Алексей, сокол мой раздражайший, голова у тебя – чистая математика, – сказал он, утирая губы. – Это твоя формула тебя выручает?
– Нет никакой формулы, – ответил Пушкин. – Элементарная логика…
Месье Жано вздрогнул, раскрыл глаза и уселся прямо.
– О, месье, простите, меня, кажется, сморило… Невероятная история, месье Пушкин… Буду рассказывать у нас – не поверят.
– Чего в Москве не бывает, – философски заметил Михаил Аркадьевич, наполняя рюмку француза.
Месье Жано взялся с видимой охотой.
– Простите мое любопытство, но что за странная традиция давать арестантам хлеб? У нас такое невозможно…
Начальник сыска и его подчиненный переглянулись.
– Это милосердие, – сказал Пушкин. – Преступников ждет каторга. Тяжкое искупление вины. Народ жалеет тех, кому досталась такая доля. Отдавая хлеб, как бы прощают им грех перед людьми. Трудно объяснить логически…
– Да что там… Как говорится, от сумы до тюрьмы, сколько ниточка ни вейся, а сядешь на кол, – Эфенбах поднял рюмку. – За дружбу полиции всех стран.
Такой тост Пушкин обязан был поддержать.
• 85 •
Агата Кристафоровна не считала себя религиозным человеком. В церковь ходила только по великим праздникам, да и то редко. Но в первой день Великого поста в доме у нее было шаром покати: буквально ни крошки. Дарья, утомленная масленичной неделей, дремала на лежанке в кухне.
Чемоданы Агата собрала сама и отправила вперед на вокзал. Как ни уговаривала тетушка остаться погостить хотя бы недельку, она не соглашалась. И все повторяла, что за глупости, какие наделала, должна понести наказание. Пушкин точно не простит. Аргументы были бессильны.
Около семи вчера, когда до поезда оставался час, а внизу мерз извозчик, Агата присела за стол рядом с тетушкой.
– Передайте Пушкину мои самые искренние извинения… Мне очень стыдно, что из-за меня у него было столько хлопот. Впредь постараюсь от них оградить…
– И думать не смей! – Голос Агаты Кристафоровны дрогнул. – Ты таких мужчин вокруг пальца обводила, неужели с ним справиться не можешь? Я – на твоей стороне…
Агата потупилась.
– Не могу, – чуть слышно ответила она.
– Да почему?
Тут тетушка поняла, что ответа не будет. Что говорить, когда и так ясно.
– Ну, Пушкин, ну попросишь ты у меня Дарьиной готовки! – пригрозила она темному окну.
Как по заказу звякнул колокольчик в прихожей. Тетушка пошла открывать и вернулась с племянником.
– Вот, полюбуйся, – она указала на мадемуазель в дорожном платье. – Агата уезжает… Ты ничего не хочешь сказать, мой милый?
– С Матвеем Алабьевым все хорошо, – ответил Пушкин, старательно избегая смотреть на Агату. – Матушка Евгения переехала к нему в дом. Все равно стоит пустой… Она нашла мальчика в глубоком сне: его опаивали опием. Чтобы молчал…
Тетушка медленно закипала.
– Это все?
Пушкин старательно прокашлялся.
– Вероятно, завещание, по которому наследство достается Матвею, спрятано в коробке с бабочками, недаром не выпускал из рук… Очень умный мальчик. Узнал, что Лазарева собираются убить, прибежал к его матери, хотел предупредить об опасности. Но его не поняли…
