Не желая беспокоить гостей, я пробралась к себе в мастерскую кружным путем через сад и затем этим же кружным путем совершила несколько рейсов в ванную и обратно. Путь был и в самом деле очень кружным, ибо из осторожности мы решили запереть двери на террасу, и мне пришлось пользоваться дверью у калитки по другую сторону дома. При этом каждый раз приходилось таскать с собой ключ от двери, а его очень легко было выронить, и приходилось заставлять себя помнить о том, чтобы не выронить. Убийцы я почему-то совсем не боялась, даже удивительно.
Утром мы позволили себе немного поспать, только Алиция поднялась пораньше, чтобы ехать на работу, и опоздала всего на два поезда, то есть на каких-то сорок минут. Напившись чаю, я прихватила пилу и топор и вышла в сад. Зося использовала Павла на подсобной работе в кухне, Владя и Марианна еще спали.
Утро было чудесное. Солнце заливало ласковыми лучами прелестный спокойный домик, террасу и яркие астры перед ней. Не верилось, что в этом мирном уголке совершались кровавые злодеяния. Занимаясь своей работой – распиливанием и рубкой сучьев, я уже стала сомневаться, действительно ли видела собственными глазами на этой солнечной террасе убитого Эдика, а в этом прелестном домике лично обнаружила отравленного Казика в состоянии, вызывающем ужас. Да полно, было ли это? Может, просто привиделся страшный сон? Но, выходит, он привиделся всем…
Покончив с самыми толстыми сучьями, я решила передохнуть. Войдя через стеклянную дверь к себе в мастерскую, взяла кошелек и отправилась в магазин за сигаретами. Вернувшись из магазина, я поднялась на террасу, чтобы оставить там сигареты и спички, – в саду было сыровато.
Дверь в комнату была распахнута. То, что я там узрела, никак не соответствовало мирному солнечному утру.
Зося рыдала навзрыд на груди смущенного и даже встревоженного этим Павла. Я подумала – есть все-таки хоть какая-то польза от взрослых сыновей. Наверное, Зося решила выплакать на груди Павла напряжение последних дней. Но тут до меня дошел смысл ее спазматических возгласов:
– Трупы! Опять трупы! Владя и Марианна! Я больше не могу! Я этого не вынесу! Я хочу домой!
Павел пытался ее успокоить и растолковывал, как ребенку:
– Домой нам сейчас нельзя, ну как ты не понимаешь? Если мы вдруг уедем, а трупов больше не будет, то подумают на нас – вот, они уехали и убийства прекратились. Разве можно так рисковать?
– О чем вы? – спросила я, чувствуя нарастающий ужас. – Что случилось?
– Владя и Марианна! Оба мертвы! И я это обнаружила!
Я почувствовала, что вот-вот упаду.
– Как это? Как мертвы?
– Совсем!
– Да я не о том, ясно, что не наполовину. Но почему? От чего они погибли?
– Не знаю! Непонятно от чего! Никаких следов нет! Ничего нет!
– Ну, трупы все-таки есть, – желая утешить мать, немного невпопад поправил ее Павел.
Зося отпрянула от сына, теперь ее гнев обрушился на ни в чем не повинного парня:
– Ну и дети пошли, ничего святого для них нет! Их ничто не волнует! Сгинь с глаз моих!
– Хорошо, сгинуть я могу, но ты останешься без носового платка.
– Так давай сюда платок и проваливай!
– Поступайте, как знаете, – сказал обиженный Павел.
Зося вырвала у него из рук носовой платок и завела свое:
– Оба мертвы! Я пришла разбудить их на завтрак, а они мертвы! Езус-Мария, что теперь?
– Теперь я сгину с твоих глаз, – заявил оскорбленный в своих лучших чувствах Павел и с достоинством удалился на террасу, где, немного поколебавшись и, видимо, решив, что отдалился недостаточно, спустился по ступенькам в сад.
Набравшись мужества, я подошла к дверям роковой комнаты и заглянула в нее. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: Владя и Марианна мертвы.
– Оба сразу! Какое счастье, что они не оставили сиротами пятерых малых деток! – произнесла я первое, что пришло мне в голову. – Проклятие тяготеет над этим домом, не иначе! Ты проверила, они действительно мертвы?
Зося перестала сморкаться:
– Почему именно пятерых? И одного бы хватило. Интересно, как именно я должна была проверять? Да и так видно, о господи! Что теперь делать? Опять на нас подумают.
– Надо сообщить Алиции, пусть сама объясняется с полицией. А что с ними случилось? Ты как думаешь?
– Похоже, отравлены, – Зося с трудом произносила слова. – Ты заметила эти пятна?
Никаких пятен я не заметила, но поверила Зосе на слово.
– Ужасно! И чем отравлены?
– Откуда мне знать? Может, тем самым, что и Казик. Хотя нет, ведь обедали они в Роскилле, а не у нас. Надо сообщить Алиции. Слушай, позвони ты, у меня язык не повернется.
– У меня тоже не повернется. Пусть позвонит Павел.
– Павлу она не поверит.
– Неужели подумает, что этим можно шутить?
– Не знаю, я бы подумала. Нет, я хочу домой! Такое здесь творится, такое – уму непостижимо!
Она права, и в самом деле тут творилось нечто невероятное. Преступление следовало за преступлением, столько трупов в одном доме. С ума можно сойти! И вот теперь эти двое… Вряд ли можно рассчитывать на коллективное самоубийство. Что же Эдик такое хотел сказать, господи боже?!
Категорическим криком из сада Павел решительно отказался сообщать Алиции о новых трупах и остался глух ко всем уговорам. Зося опять принялась плакать. Получается, кроме меня – некому. Посоветовавшись, мы решили сделать это осторожно, в возможно более деликатной форме, чтобы меньше травмировать Алицию.
Я позвонила. Алиция сама сняла трубку и, услышав мой голос, заявила:
– Сейчас я не могу говорить, позвони часа через два, не раньше. А Владя с Марианной пусть делают, что хотят!
– Подожди! – крикнула я, боясь, что она положит трубку. – У нас тут кое-какие неприятности!
– Я же польским языком сказала – сейчас у меня нет времени!
– Но Владя и Марианна…
– Пусть сами придумают себе дело. У них машина, могут съездить в Хиллерод.
– Но они…
– Я все сказала, пусть Владя и Марианна…
– Владя и Марианна дуба дали! – вконец разозленная, заорала я. Получилось, что известила я Алицию совсем не осторожно и отнюдь не в деликатной форме – так выразиться о близких знакомых! Но что мне оставалось делать? Я уже открыла рот, чтобы извиниться, но меня остановил совершенно неожиданный ответ Алиции:
– От Влади всего можно ожидать. Скажи, чтобы не валял дурака. И перестань морочить мне голову, в конце концов я на работе!
Я невольно засомневалась. Не заглянуть ли еще раз в комнату гостей, может, Владя и в самом деле отмочил назло Алиции какую-нибудь глупую шутку? По лицу Зоси было видно, что она совершенно не одобряет мою манеру извещать хозяйку о несчастье в ее доме. Преодолев колебание, я тем не менее в той же манере продолжила разговор, крикнув в трубку:
