— Напраслину возводишь, Силантий! А вот поделиться… это запросто.
Когда почти опорожнил банку, к плетню подрулила машина и, высадив человека в форме, развернувшись, отъехала прочь. Кто-то из разведчиков радостно озвучил появление нового лица:
— Командир приехал!
Лицо умное, прямой, аккуратный нос, высокий лоб и по-девичьи тонкие брови. Одет был в такую же форму, как и любой из его разведчиков, лишь талию туго перехватывал широкий ремень с висевшими на нем НР и кобурой с пистолетом. Говорил четко, ясно. Глаза улыбчивые, и чувствовалось, что в них бьется живая мысль.
— Карпенко? — спросил он, крепко, по-мужски, пожимая руку.
— Он самый!
— Тогда прошу в дом, пообщаемся.
Пообщались. Карпенко толком не понял такой интерес к их недавнему попутчику. Капитан Разин дотошно выспрашивал о Ветре, будто в чем-то его подозревал или выяснял тот ли это человек, которого он знал.
— Опиши мне его. Может, особые приметы видел?
Опиши! Что описывать? Обычный парень…
— Ну, молодой. Лет ему примерно восемнадцать-девятнадцать, это если седину в расчет не брать. Высокий, крепкий. Двужильный какой-то! Километры наматывали, недоедали, недосыпали, а ему, кажется, все равно. Шурует первым… ну и мы за ним.
— Похож. А особые приметы?
Карпенко вспомнил.
— Есть одна. Когда в роднике полоскались, он рубаху снял, чтоб, значит, по пояс обмыться, так…
— На левой лопатке метка от пули имелась!
— Гм! Не совсем…
Капитан насторожился.
— …На левой лопатке, почти от самого плеча, наколка сделана.
— Наколка?
— Да. Удивительная прямо! Умелец колол. Художник делал, но точно не воровской масти.
— И что там?
— Удивительной красоты птица с распростертыми крыльями из пламени взлетает…
— Феникс?
— Не знаю. Только цвет этой птицы необычный. Будто золотом кололи. А если взглядом зацепиться, то кажется, что живая она. Я вопрос задал, а Ветер посмеялся, мол, оптический обман. А сам быстро рубаху на тело напялил. Так я больше про то не заикался.
Разин в раздумье подошел к окну, уставился в него, но кажется, ничего не видел. Такого не могло быть. Это легенда. Еще в юности, в его первой жизни, патриарх рода пращура боярина Разумника, Эразм Разин, его прадед, рассказывал то ли байку, то ли быль, что среди Белояровых бояр в трех родах рождались Фениксы. Бояре, которые могли перерождаться. Тогда юный недоросль высказался не удивившись: «Подумаешь! Мы тоже можем. Дед, мы ведь из рода перевертышей. Так?»
Старый седой дедушка усмехнулся в усы, объяснил. Так, да не так! Фениксы не обычные перевертыши. Они и в своих родах встречаются не часто. Оказалось, что прадед, прожив долгие две жизни, так и не видел ни одного.
«— Так, может, их и вовсе нет? Легенда? Как узнать?
— Может, и нет. Только о них я от своего деда слыхал. Он говорил, что узнать такого можно по золотой татуировке на спине справа от хребта наколотой…»
И вот гадай теперь. Так это или нет? Но каков же Апраксин? Ведь больше чем уверен, что тот знал о нем, как о Бусовом боярине, гм, и об остальных. Кто ж ты такой, Феникс?..
После того как выпроводил гостя, Разин, сунув два пальца в рот, свистнул.
Словно этого сигнала ждали. Полтора десятка разведчиков встали перед крыльцом в две шеренги.
— Значит так! Поиск за линией фронта отменяется. Тот, кто нам нужен, скорее всего, должен сам фронт перейти. Задача сегодняшнего и последующих дней — разыскать его в частях двух армий. Но скорей всего он сам в расположении пятьдесят седьмой армии объявится, — излагал Разин.
— Товарищ капитан, так он враг? — спросил недавно появившийся в группе Леонид Скрынин.
— Леня, он свой. Заруби это себе на носу. В прошлом году только потому, что он нам помог, группа хоть и с потерями, но вернулась. Просто сам по себе он товарищ своеобразный, от рук отбился. Нужно помочь.
— Анархист, что ли?
— Вроде того. Четверо из нас знают его в лицо, поэтому разделимся на две группы. Старшина, два часа на подготовку и построение. Обеспечить полный БК.
— Ясно!
— Разойдись!..
* * *
В коротких перерывах боя Каретников иногда мог осмотреться. Видел, что соседи слева и справа стреляют. Над окопами стоял смрад от дымивших подбитых танков. За несколько часов перед окопами их набралось аж семь штук. Желтым пятном угадывалось на небосводе солнце, горизонт терялся в мутной дымке. Пелена из дыма, копоти и пыли по-прежнему висела в воздухе, и трудно было разобраться: что сейчас — день или ночь? На этот раз фашисты, по-видимому, принялись основательно за батальон, в котором он оказался. После вывода с плацдарма основных подразделений Красной Армии передовая как таковая отсутствовала. Имели место быть десяток укрепрайонов со смертниками, защищавшими их. Батальон майора Серпова был у немчуры бельмом на глазу. Задача стояла одна — выиграть время на развертывание. Лишь, наверное, один Михаил знал про неравный обмен потерями. Есть разница, потерять три тысячи человек или пару сотен тысяч, как в несвершившейся реальности, которая останется лишь в его памяти?
Снова вражеская пехота и танки устремились на наши позиции. Штафели немецких самолетов, отштурмовав, улетели, позволив вермахту завершить недоделанное. По всей полосе обороны забухали разрывы снарядов. Казалось, этому не будет конца. Будто время и все вокруг остановилось, чтобы равнодушно наблюдать пляску огня и металла. Да может ли выжить хоть кто-то в этом аду?
Зло, скороговоркой застучал пулемет на левом фланге и неожиданно, словно натолкнувшись на что-то, смолк. Но вся оборона вдруг ощетинилась ответным огнем. Выходит, есть живые и они воюют.
Немецкие автоматчики, попав под огонь из окопов красноармейцев, не выдержали, начали отбегать, отползать, теряя при этом товарищей. Не нравится? Ага! А им каково? Стоять и умирать, зная, что поддержки не будет. Никто не захоронит погибших, а раненых разве что в ближайший блиндаж отнесут, в лучшем случае из-за нехватки времени перевяжут и оставят самих доходить до кончины. Победителей в этих окопах нет. Их изначально не должно было быть…
Михаил сразу понял, что разведчики добрались и его схема сослужила свою службу. Главное — поверили и отвели беду от сотен тысяч бойцов и командиров. Да! Жаль, что не с Карпенко перешел передовую, но как раз к нему в первую очередь у Тимошенко возникли бы вопросы. А вот толково ответить на них он бы не сумел. Маршал мог запросто раскусить подтасовку. Посему сам… Опять сам. Сириец снова правым оказался, быть ему по жизни одиноким волком. Неисправим, таким уж родился, а может, жизнь сделала.
Каретников сам виноват в том, что, переходя линию фронта, промешкал и успел только к «разбору полетов». Когда основную часть армии практически вывели из-под ударов, оставив заслоны. В один такой он умудрился угодить. А как иначе? Оказывается, по предложению лысого хрена, в будущем большого любителя кукурузы, Хрущева, позади заслонов из частей НКВД, охранявших тылы фронта, были сформированы отряды на манер будущих заградительных. Только заграждали эти отряды от трусов и паникеров, способных без приказа покинуть окопы. Всю эту информацию довели до оставляемых в прикрытии командиров и красноармейцев, можно сказать, сделали их заложниками обстоятельств. Как, кстати, и самих энкавэдэшников, первых не понявших этого. Вот и получалось, что всех в батальонах назначили героями, ни в плен сдаться, ни к своим отойти. Еще на подходе из пулеметов положат. Воюйте, герои! Вот и воевали. Он тоже воевал, не «мочить» же своих, хоть и мразей.
