…Стальная армада по-прежнему остервенело продолжала извергать град снарядов и очередей из курсовых пулеметов, только ведь не вперед рвутся. Пятятся! Пятятся без поддержки пехоты, оставив перед позицией и прямо на ней еще четыре горевшие машины.
Вот, можно уже и голову над бруствером безбоязненно поднять Стихло все. Перерыв, что ли, у экстремальных туристов?
Бойцы соседней роты, по команде снявшись с позиций, приковыляли к ним, размещались в окопах, щелях и ровиках. Видно, что устали, обессилели. На тела погибших смотрят безучастно. Успеть бы отдохнуть, хотя бы чуть сил набраться, а там… Но не все такие. Молодость и опыт берут свое и каждый по-своему. По-людски понять можно, жить хочется. И может быть, если хоть на толику времени отстраниться от картины реального положения батальона, который по численности сейчас, наверное, меньше роты будет, то хочется верить, что, дотянув до ночи, выживут. Не погибнут, не попадут в плен, а тихо уйдут к своим. Эту иллюзию Каретников разглядел на лицах некоторых защитников заслона. Он и сам… гм, хотел верить. Только знал наверняка, что так не будет. Не может быть. Потому как к ночи у них за спиной уже будут немцы, и как фашисты поступят, одному Богу известно. То ли добьют их с утра пораньше, то ли, минуя их, оставят тыловым частям развлекаться. Только это уже не важно. Заслоны даже на этот час свою задачу исполнили.
— Эй, браток, — услышал совсем рядом. — На патроны не богат? Если что, может, поделишься?
Глянул на нового соседа, и в голову мысль закралась. Он сам сейчас выглядит наверняка ничем не лучше. Мужик молодой, закопченный как угорь. Лицо в пыли и копоти. Губы спеклись и потрескались. На лбу царапина кровит. В добродушной улыбке сверкают только белки глаз да зубы.
— Откуда им взяться? Хотя есть маленько, но и то минут на пятнадцать хорошего боя, а потом хоть в штыки иди.
— У меня так же. Кхе-кхе! Черт! В горле першит. Ничего, брат, выдержим. Вон уж продержались сколько, — то ли подбадривая Михаила, то ли успокаивая себя, цедит боец. — Меня, кстати, Славкой кличут.
— Василий, — представился Каретников именем все того же Апраксина. Привык уже. — Надо бы на нейтралку сползать, боеприпасами прибарахлиться, пока тихо.
— И то дело! Эй, братва! Мы за бруствер, за патронами. Кто с нами желает?
— Сползаем, а чего ж!
Пока на нейтральной полосе всем скопом ковырялись, выискивая на немецких трупах в первую очередь гранаты, в небе над ними повис «пригляд» — немецкий воздушный разведчик, «Рама». Недолго покружив, наверное, высмотрел, что хотел, и слинял. В окопы свои едва вернуться успели, как здрасте-пожалуйста, на горизонте, натужно гудя моторами, снова проклюнулись вражеские «юнкерсы».
— Воздух! — пронеслось по окопам.
А то они сами не видят! Позабивались кто куда смог, наученные горьким опытом. Пронеси, господи! И началось…
Назойливое, с подвыванием «ве-зу-у, ве-зу-у!» заполонило слух, отсекая все посторонние звуки. Каретников выглянул из укрытия, пеняя себе за идиотское любопытство. Не много. Всего четыре пернатые гадины выстроились в воздушную карусель и с пикирования принялись бомбить позиции. Притиснулся, вжался между стенками щели. Боязно, вдруг достанут? Не-ет, до поноса страшно! И главное, поделать ничего не может.
Вз-з-з! Б-бух! Б-бух!..
Надсадный рев моторов, грохот разрывов бомб слились в единый гул. Ни криков, ни людских стонов не услыхать. Все потонуло в дыму, в пыльных сумерках и шуме разрывов.
Каретников пришел в себя. Тихо как! Нет! Не тихо. Голова гудит от тишины.
В какой-то момент все закончилось. Всем своим естеством ощутил, как до окопов докатился приглушенный, словно идущий из недр земли, мощный гул моторов, который хоть и медленно, но все нарастал и неотвратимо приближался. Взобрался на бруствер. Из-за колеблющейся жирной дымки костров из металла словно выплывали вражеские машины. Томительное ожидание неизвестности кончилось. Предстоял бой.
В какой-то момент инстинкт самосохранения отступил у большинства людей в окопах. Жить хотят все. Но после бомбежки те, кто выжил, почувствовали в себе дикого зверя, загнанного в угол. Отбоялись. В груди захолонуло, заледенело все. Скорей бы уж… Теперь, кроме выживших, танки остановить некому. А танки тем временем, наполняя степь копотью, как голодные хищники, шли к сильно сузившейся позиции.
По дну траншеи, то пригибаясь в некоторых, осыпавшихся местах, то становясь в полный рост, раскачиваясь и опираясь о стены руками, продвигался Серпов. Скорее всего, майора контузило. Шел и подбадривал бойцов перед последним для всех боем:
— Не робей, ребята! Отобьем атаку! Всего-то по танку на троих приходится. — Зацепил пулеметчика. — Антипов, ты только пехоту вовремя отсекай.
— Так что, товарищ майор, патронов почитай-то и нет, — взъярился тот.
— Ничего! Кончатся, в рукопашную пойдем.
Рев моторов нарастал. Каретников, может быть, в спокойной обстановке последний раз посмотрел в небо. А вечер уже так близко! Эх! Но до ночи вряд ли доживут. Рядом пожаловались:
— Гранаты у немчуры одолжили, а они противопехотные. Как ими танки жечь?
— Отставить разговоры!
— Рёбя! — чуть ли не заголосил кто-то из-за угла хода сообщения. — Айда сюда! Сергачев у ротного в землянке ящик с нашенскими противотанковыми гранатами отковырял.
— Живем!
Та-та-та! Та-та-та!
Антипов первым из всех принял бой, отсекая пехоту. На другом фланге его поддержал другой пулеметчик…
Вражеская западня, расставленная для Юго-Западного фронта, не сработала. Попытки блокировать армии особым успехом не увенчались. Небольшой городок Барвенково так и не стал центром котла. Маршал Тимошенко, отведя войска, сумел построить прочную линию обороны, спрямив передовую, согласовал свои действия с командующим Южным фронтом. Еще несколько дней по одному и в составе малых подразделений из окружения выходили бойцы заградительных батальонов. Неподалеку от села Лозовеньки в расположение наших войск вышло два десятка красноармейцев, среди которых находился и Михаил Каретников. Общее же количество потерь в Харьковской операции достигло двадцати семи тысяч человек.
* * *
Успели! Под постоянными атаками авиации успели вывести войска за реку Оскол. Не вышло у немцев «сварить» в котле Барвенково три советские армии, но ощипали их качественно. Силы советских войск, задействованных на южном направлении к началу операции: двадцать семь стрелковых дивизий, двадцать танковых бригад, девять кавалерийских дивизий, три мотострелковые бригады. Действительно силища. Переиграл противник, сильно потеснил шестую армию, прикрывавшую отход войск фронта. Так бывает. Но ведь сохранили фронт!
Только встали, в землю врылись, а по растянутой линии обороны от Нового Оскола до Купянска 4-я танковая армия на левом фланге нанесла мощный удар, 6-я — на правом, а по центру, словно в насмешку, венгров пошакалить выпустили, их 2-ю армию задействовали. А прикрыть сплошную линию обороны силенок недостает, но держались, резервов нет, так с места на место части перебрасывали. И все равно не убереглись, прогрыз-таки фон Клейст брешь на стыке Южного и Юго-Западного фронтов. Его двенадцать пехотных дивизий, две танковые и одна моторизованная не новички — ветераны, воевать привычные. Двести тысяч «активных штыков» с техникой, против тринадцати потрепанных боями стрелковых дивизий и четырех танковых бригад, перебивающихся с хлеба на воду, в смысле подвоза горючего, расчленили фронты, казалось, вырвались на оперативный простор. Но!.. Тут же выяснился подвох в положении войск. Появилась опасность проигрыша в уже и так не доведенной до логического конца операции, связанная со значительной протяженностью коммуникаций немецкой армии. Тылы отстали, связь не всегда действовала, правый фланг вырвался вперед, центр просел, а левый фланг уперся в «стену». Словом обстановка походила на действия войск противника.
