«Не о том думаете, товарищи, в нашем положении живых надо стеречься!»
Помимо воли прислушался к своим ощущениям. Отпустило. Даже думалось легче. Не было ощущения, что поблизости кто-то есть, никто не пялился в спину, но разговаривать с бойцами не хотелось. И спать не хотелось. Разве уснешь, когда на нервах весь, и не от того, что покойников боязно… задание провалил. Лично он провалил.
Так и лежали в траве между надгробьями и крестами, время коротали. Скоро утро наступит, сумерки уже. Неожиданно со стороны, где проселочная дорога огибает погост, прямо на глазах, нарушая темень, из травы быстро поднималась пелена тумана, внешне похожая на сметану в стакане.
— Т-товарищ к-капитан!..
— Вижу!
Накрыло волной страха и уверенностью, что надо немедленно уходить отсюда. Даже Корня пробрало, вон как стволом пулемета в том направлении повел. Разин услышал знакомый с детства наговор, оберегающий от темной волшбы и нежити. Это Корень. Сейчас полегчать должно…
Именем Сварога — Отца, Небесного Кузнеца,
Именем Даждьбога, Трисветлого Солнца,
Именем Перуна-Громовержца!
Ты, Сварог, борони Правду от Кривды,
Ты, Даждьбог, борони день от ночи,
Ты, Перун, борони Явь от Нави!
Силою Огня Небесного,
Силою Огня меж Небом и Земью,
Силою Огня Земного заклинаю!
Да сгорят чары темные…
Туман будто разметали, словно полотно, какая-то сила рвала его в клочья. Тишина отступила и проявила звуки… Треск мотоциклов, шум двигателей машин, далекий говор, разносимый ночным эхом далеко, на грани восприятия, лай собак… А ведь немцы, когда вошли, в селе первым делом собачек постреляли.
Немцы!
Выходит туман и тишина — это не волшба и не возможное появление гостей из преисподней, это само кладбище, как могло, пыталось от чужаков защититься…
Значит, все же кто-то из соседей их попытался сдать. Получилось ли? Судя по звукам, им с кладбища не выбраться. Сумерки так поредели, что уже видно, как пасмурным днем…
Сильный бой с пехотой противника. Части тыловые, потому-то и рисковать непривычные, но кладбище в кольцо взяли грамотно, патронов не жалеют. Бронированная каракатица на колесах из станкового пулемета полощет, что из брандсбойта водой поливает, только близко к часовне подобраться не может. Бой начался в пять утра. Сориентировавшись, Разин распорядился:
— Корень — на левый фланг, Вальцман — на правый!
Корень дело знает. Поставил сошки в упор на надгробие, стволом пулемета пока что просто водит, прикидывает, куда стрелять придется. Изя из-за креста винтовку выставил, но тоже еще ни разу не стрельнул. Голову в плечи втянул, глаза прищурил, скукожился весь, а потому что щепки и каменная крошка во все стороны летят, пули траву под боком шматуют, будто машинка волосы в парикмахерской Познера. Нащупали их конкретно. Дальше тянуть нечего, скомандовал:
— Огонь!
Первую цепь Корень из пулемета скосил качественно, не дал подобраться со своей стороны. Разин тоже не оплошал, да и на Изино направление пару гранат закинул. Выросла вторая цепь немцев. Настырные!
Что там за дым клубится? Меняя позицию, мельком глянул. Деревня вся пылала. По злобе, что ли, пустили фашисты красного петуха?
— Ой! Ой! Ой!
Оглянулся на голос. Изя ранен в ногу. Ну этого следовало ожидать, они с Корнем в постоянном движении, а этот застыл на месте, голову поднять сил нет. Срезал приподнявшегося немца, с гранатой в замахе.
Бумс!
Отрадно! Своих пощипал покойничек. Знал бы точно, где вход под землю, может, туда бы пролезли, а так, как говорится, «За Родину, за Сталина!». Где-е! Хоть лопату бери да копай! Так ведь не дадут!
Переполз. Все штаны порвались, колени в крови, саднят.
Грохнул взрыв. Это Корень в своем секторе обороны мечется. Трое солдат остались лежать на земле, еще один был ранен. По непонятной причине сдетонировала граната в чужом стане. Пока немцы разбирались, что к чему, один из них, рослый, молодой и здоровый, как битюг, охнул, схватился за сердце и упал замертво. Чего разбираться. Сосед, неумеха, с боевым средством некачественно сработал.
— К часовне отходим!
Полоснул очередью. Сволочи! Как подошли близко. Патронов мало осталось. Две последние гранаты улетели по назначению, освобождая проход к невзрачному строению из камня.
Обороняя, предоставляя проход командиру, Корень, стоя на ногах, держа «дегтяря» на весу, лупил по пехотинцам на распыл ствола, рыча сакраментальную фразу:
— Хр-рани Господи Белояр-рово племя!
Значит, ва-банк пошел, разломав свой родовой науз.
— Удачи тебе, боярин, в следующей жизни! — прошептал Разин.
Не видел, как сломанной веткой сложилось простреленное во многих местах тело боярина Корнеева, как солдат в мышиной форме приколол штыком Изю Вальцмана. На входе в часовню пуля клюнула в правое плечо, придав ускорение, заставив развернуться на бегу. Выронил автомат, считай с пустым диском. Рванул ворот гимнастерки, освобождая доступ к своему медальону. Кажется, все! Здоровая рука потянулась к кобуре с ТТ.
— Храни…
Плотно пригнанная к полу плита с противным скрежетом отодвинулась в сторону. В проеме появилась голова приснопамятного лейтенанта. Апраксин позвал:
— Ныряй вниз, капитан…
* * *
На этой улице частного сектора пересуды соседей вызвал неожиданный брак молодого приезжего, красивого блондина с привлекательной девушкой, жившей довольно замкнуто с матерью в небольшом деревянном домишке. И мать, и дочь обосновались здесь тоже недавно, выкупили усадьбу у Степана Полторака. О девушке соседям было известно, что она нигде не учится и не работает. Ее общительный молодой муж, одетый в неопределенную полувоенную форму, вроде как сотрудником органов госбезопасности был. Хороший человек, легко сходился с людьми и даже предлагал хлопотать за репрессированных соседей. Где-то в мае месяце семейство съехало. Думали, дом продан, ан нет, новых хозяев не видно. Только вот какая закавыка! С первых дней войны Житомир подвергся бомбардировке, а после ухода из него советских войск немецкие войска захватили город и установили здесь жестокий оккупационный режим. Центр города представлял собой руины. Разрушены целые кварталы, а частный сектор в их районе не особо пострадал. Сразу же после оккупации города на улице появился красивый сосед в офицерской немецкой форме.
Навестил, значится, соседей. Не забыл. Не большая беда была бы, ежели сам проявился. Не-ет! Он же, сволочь такая, на грузовых машинах с солдатами подъехал. Улыбается, а народ со дворов, как скотину, в стадо сгоняют, собак стреляют.
Закончилось все тем, что на кого указал, в машину погрузили и увезли, а найденных по хатам раненых красноармейцев просто постреляли и у забора так и бросили. Вот такой сосед, понимаешь ли! А звать его теперь по-другому — оберштурмфюрер СД Отто Кёлер.
