Импульсивно поднявшись на ноги, Гитлер подошел к карте и, нервно грызя ногти, молча разглядывал участок фронта, обозначенный цветными карандашами широкий выступ, упиравшийся в Москву. Наконец, обернувшись к сидящим в зале, глазами нашел фельдмаршала.
— Кейтель, планировалось к концу августа закончить кампанию на этом участке фронта и взять Москву. На поверку, мы застряли и топчемся на месте. Что мешает войскам выполнить поставленную перед ними задачу?
— Мой фюрер, был ряд причин, которые не были учтены при планировании летней кампании в целом.
— Объясните.
— Протяженность России, отсутствие хороших дорог и фанатизм местного населения. К тому же войска перегруппировались и подтятнули резервы.
— Чушь! Это все отговорки!
На помощь шефу пришел генерал Йодль.
— Мой фюрер, одна пехота, артиллерия и танковая группа генерала Гудериана не могут прорвать оборону русских. Ко всему прочему войска столкнулись с силой природы. Холод и бездорожье, а иезуитский поступок русских, спустивших на наши войска и свои же населенные пункты тонны воды из водохранилищ, мы вообще не могли спрогнозировать. Много нашей техники и живой силы выведено из строя. Возможность наступать по фронту сильно сократилась, водная преграда встала непроходимой стеной. Разрешите напомнить, что в соответствии с вашей директивой номер тридцать три танковые армии переброшены на юг.
Кейтель опустил взгляд, желваки на скулах ходуном заходили. Зря Йодль вспомнил про директиву, свои ошибки фюрер никогда не признает. Еще в июле Гитлер, решив, что Москва у него в руках, своим личным решением определил Готу с его танками повернуть и наступать на север, а Гудериану — на юг. Слава богу, решение по Гудериану уговорили отменить, только без танков Гота напор на силы противника существенно ослаб. Крайним в плохом исполнении, как всегда, оказался Генеральный штаб…
Гитлер готов уже был конкретно определить виновного, истерично хватая ртом воздух, когда с места поднялся шеф Абвера, адмирал Канарис, обратился к вождю:
— Прошу прощения! Мой фюрер, есть мысль, каким образом захватить и уничтожить Москву.
— Выскажите вашу мысль, адмирал. — С интересом посмотрел на главу армейской разведки Гитлер.
— Мой фюрер, хотелось бы обсудить ее в приватной беседе.
— Хорошо! На два часа прервем совещание.
О чем говорил с Гитлером Канарис, не известно. Но только фюрер вышел к генералам определенно в хорошем расположении духа. Он даже не вспомнил о глупой выходке Йодля. Благосклонно спросил Геринга:
— Герман, сколько самолетов вы способны бросить на Москву?
Командующий люфтваффе сориентировался сразу, благоразумно не стал сетовать на погодные условия, ответил:
— В первом эшелоне — до трех тысяч. Почти полторы тысячи бомбардировщиков и чуть больше истребителей. Если понадобится, то могу и больше.
— Хорошо! Этого вполне достаточно. — С улыбкой едва заметно кивнув адмиралу, продолжил: — Пятидневная готовность. Через пять дней всю свою армаду бросишь на Москву.
— Слушаюсь, мой фюрер!
— Кейтель, через семь дней быть готовым по всему фронту отвести войска на двадцать километров от Москвы, перегруппироваться.
Стоявший навытяжку фельдмаршал попытался уточнить дальнейшие действия:
— Мой фюрер, хотелось бы…
— Это все. Совещание закончено, представителям ставки срочно вылететь в войска. Генрих, останься.
В опустевшем зале остались Гитлер и Гимлер.
— Генрих, на каком этапе германизация оккупированной территории?
…Адмирал Канарис давно рассмотрел план операции, предложенный подчиненными, поэтому уже на следующий день, прибыв в резиденцию Адольфа Гитлера, представил фюреру непосредственного исполнителя плана операции.
В зал приема сначала вбежала немецкая овчарка. Сделав круг по залу, крутнулась рядом со стоявшими на ковровой дорожке офицерами Абвера, присела у окна, застыв изваянием, наблюдая за чужими людьми. Через минуту скорой походкой вошел Гитлер. Приблизившись, внимательно рассмотрел высокого поджарого майора лет тридцати с хвостиком, отмеченного Рыцарским и Железным крестами второго класса.
— Хайль Гитлер! — в один голос поприветствовали лидера нации адмирал и майор, вскинув ладони в характерном жесте.
— Хайль! Канарис, представьте вашего офицера, — приказал Гитлер.
— Мой фюрер, перед вами майор Отто Хаймбах, один из командиров групп разведывательно-диверсионного батальона «Бранденбург-800». Несмотря на его возраст, успел отметиться в удачных операциях Абвера в Греции, Бельгии, Франции, Норвегии и Польше. В совершенстве владеет французским, польским и русским языками. Хм! От своих подчиненных получил прозвище Филин…
Гитлер улыбался, глядя на вытянувшегося по стойке смирно, молчавшего офицера, поедавшего его глазами. Спросил:
— Хотелось бы узнать, почему?
— Из-за особенности организма. Ночью он видит, как днем.
Кивнул.
— Продолжайте.
— Умеет оправданно рисковать. За линией фронта чувствует себя как рыба в воде…
— Майор, вы знаете, какое задание возложено на вас?
— Так точно, мой фюрер. Мне и моей группе поручено утопить Москву. И можете не сомневаться, мы сделаем это.
Гитлер был доволен, с пафосом произнес:
— Ну что ж. Я думаю, «дубовые листья» будут уместно смотреться в петлицах вашего кителя. Родина ждет от вас подвига, не разочаруйте ее. Хайль!
Аудиенция закончена, настало время действий. В девятнадцать часов этого же дня транспортный самолет люфтваффе, приняв на борт двадцать семь бойцов диверсионной группы, взял курс на восток. Когда «юнкерс», монотонно урча моторами, пересек границу генерал-губернаторства, команде Хаймбаха надоело лениво переговариваться и глазеть в иллюминаторы, наблюдая там только туманную дымку туч и облаков, и они в большем своем числе спали.
В отличие от подчиненных, сам майор заснуть не мог, вспоминал, анализировал последний инструктаж у Канариса. В кабинете адмирала они были втроем. Третьим присутствовавшим являлся куратор операции «Потоп», полковник Курц. Хотя сама операция спланирована еще две недели назад и группа диверсий собрана не вчера, но адмирал не хотел допустить осечки в мелочах и потом попасть в немилость «ефрейтора», поэтому заставил полковника последовательностью каждого элемента пройтись по этапам операции, заострив внимание на карте окрестностей, фотографиях аэрофотосъемки объекта. Хаймбах еще в первый раз поразился масштабности хода операции и возможных потерь врага.
— Ситуация на фронте достигла критической отметки. Наши войска практически окружили Москву: на западе взяты Можайск, Наро-Фоминск, Малоярославец. Армия Гудериана наступает с юга, дивизия Штеммермана встала у Тулы. Фронт вплотную подошел к Кашире, — водя карандашом по разложенной на столе карте, вещал Курц. — Когда армия Гудериана получила приказ двигаться в сторону Горького, чтобы замкнуть кольцо окружения Москвы в Петушках, произошло невероятное, то, что даже наше ведомство не смогло спрогнозировать…
