— К бою! В бункер проник враг! — просто и незатейливо объявил Крылов. — Бего-ом!
— Есть!
Через каких-то четверть часа сонная одурь бункерных коридоров растаяла, как утренний туман. Две силы, две противоположности сцепились под землей, словно бойцовые собаки в манеже. И количественный показатель особой роли не играл. Лай «максима» перемешался со звуками строчивших автоматов, потом в перестрелку вмешались «дегтяри». Когда прозвучали гранатные взрывы, очумевший от происходящего Крылов сообразил взять в руку телефонную трубку. Услыхав в ней женский голос, потребовал:
— Срочно соедините с третьим!
— Соединяю.
Голос начальника узнал по короткому вопросу.
— Слушаю?!
— Товарищ третий, говорит седьмой. На объект совершено нападение. Бой идет в бункере. Наружная охрана, скорее всего, уничтожена. Прошу помощи!
Начальник на то и начальник, сориентировался быстро.
— Крылов, приказываю уничтожить пульт подрыва, до самого основания срезать провода и… держаться. Помощь высылаю. Как меня понял?
— Понял!
— Исполнять!
— Есть!..
* * *
Время перевалило далеко за полдень, низкие тучи делали его пасмурным, поэтому на глазах темнело. Полумрак сам по себе мог стать для него как помощником, так и врагом. А еще к болезненному состоянию добавлялся депресняк. Ему бы в тепле отлежаться, горячего чая попить, вместо этого приходится крутиться на триста шестьдесят градусов, в любой момент ожидая, что откуда-то прилетит незапланированная плюха.
Попытался как тогда, на болотах, отвести от себя чужой взгляд, даже прежний дедов наговор шептал. Какое там! Внутренний голос подсказал бесполезность этой затеи. Он и восстанавливается после ранения долго лишь потому, что, по пояс стоя в той речке и контролируя каждого из своих подопечных, выжег все свои способности изнутри, свою ауру перекособочил, изнахреначил и истончил. Об этом в дедовых записях тоже прописано было. Поэтому если выживет, восстановится не скоро.
К казарме подобрался со всеми предосторожностями. Одноэтажное здание с чердачной надстройкой, дающей возможность хорошего обзора к его подступам и вида окрестностей, казалось, не пострадало. Снятая с тела снайпера белая парка хоть как-то маскировала его перемещение, хотя не факт. За спиной сидор и автомат, на поясе подсумок с боеприпасами, в руках винтовка с оптическим прицелом. Какая уж тут маскировка? На удачу только и вся надежда. На удачу да на темень!
Углядел-таки в чердачном окне силуэт человека и не обрадовался. Тот явно не принадлежал кому-то из его дедов. Согнувшись в три погибели, ступая по глубокому снегу, добрался до стены. В окнах свет отсутствовал, поэтому разглядеть, что внутри — невозможно. Попытка войти через дверь не удалась. Обойдя постройку, проник в казарму через угольный погреб. Невесело ухмыльнулся, сам ведь хотел забить его наглухо, да как-то все руки не доходили. Пригодился!
Поднялся в казарму. Мать честная! Мясокомбинат. Здесь они все лежат. Кто зарезан, кого застрелили. Простите, старики! Не смог уберечь. Ну, с-суки! Сейчас!
По каркасной лестнице, сторожась, медленно поднялся на чердак, сначала высунув над полом голову, осмотрелся. Вот они, голубчики! Двое. Надо же, на русском языке трындят. Загодя оставил сидор и винтовку внизу, автомат так и был за спиной, а вот наганом с наверченным на ствол глушителем воспользовался. Расстояние — первогодок захочет, не промажет. Ф-ф-у-у! Примерился. Выстрелил.
Полностью заскочил на пыльный, замусоренный пол чердака, метнулся к вражеским солдатам. Контроль не нужен — оба мертвы. В окно выглянул. У ближней ротонды двое таких же маячат, схожих с теми, которых только что в край вечной охоты отправил. А вот у себя в тылу их оставлять стрёмно. Ладно, посмотрим!
Чувствуя, как задыхается от пыли, одышки и напряжения, проскочил на другую сторону чердака. Примерившись, пробил дыру в черепице. Просунулся по плечи наружу. Место для наблюдения клевое. До бункера метров триста, ну может, чуть больше. А там…
* * *
В коридорах витал запах сгоревших пороховых газов. Если кто не привык к такому, нос морщит — тухлятиной пованивает. Но тут не до запахов. При мысли о потере в этих колодцах и коридорах большей части группы Хаймбах скрипнул зубами. Эти мерзавцы выжали все преимущество от оборонительных завалов в системе защиты. Его мальчикам приходилось выкладываться по полной, демонстрируя все, на что способны. От прямого штурма, тупого и неудержимого, при кинжальном пулеметном огне, до поиска обходных лазеек и нор, о которых, скорее всего, даже большевики не догадывались. Весь пройденный под землей путь трупами усеян.
Прикинул, сколько русских еще живы. Выходит так, что двое. Этот, который из ручного пулемета системы Дегтярева беспрестанно из-за сваленных мешков по прямому длинному коридору садит, и еще один. И ведь даже к первому не подобраться.
Четверо диверсантов в расслабленных позах мертвых людей лежали на подступах к пулеметчику. Из-за плотности огня забросить гранату в пулеметное гнездо толком не получалось. Один попробовал. Самого с двумя дырками в тушке едва живого за угол затащили, так еще и других чуть не угробил. Повезло. Гранату, которая вот-вот должна была взорваться, Крот пинком отправил в пустой коридор…
Б-бус-г-гух! — посыпалось крошево со стен и потолка, потухла лампа и в полутьме повисла пылевая взвесь.
Однако напрягает!
Как уже не раз в этой жизни бывало, все в нем всколыхнулось. Из дальних уголков всегда рассудительной натуры поперла необузданная агрессия. Наружу выглянула вторая ипостась, которую всячески скрывал в повседневной жизни. Тут же появилась мысль, как заткнуть пулемет. Не распорядился, прорычал приказ:
— Кречет, пулей на выход. Увидишь щит питания, выруби электричество! Бего-ом! Прекратить огонь! У-у! — Зубы прямо судорогой сводило, и не от выплеска адреналина, а по иной причине.
И двух минут не прошло, как все пространство в затхлом коридоре погрузилось в кромешный мрак. Только пулеметчик все успокоиться не мог. Из жерла раструба на стволе со вспышками огня выплевывались пули.
Переждал. Лишь только понял, что русский стал менять диск на полный, тратя в темноте драгоценное время, Филин на большой, какой-то не присущей обычному человеку скорости, рванулся вперед. В темноте он все видел превосходно, лишь не было привычной яркости красок. Запрыгнул на баррикаду из мешков с песком. С маху, носком сапога врезал ослепшему пулеметчику под подбородок, ломая тому шейные позвонки. Из пистолета добавил покойнику два выстрела в грудь. Это исключительно от злости. Потому как надоедливой сволочью усопший был! Соскочив с препятствия, метнулся дальше. Свернув в очередной лабиринт, метров через тридцать ударом ноги вышиб дверь, сорвав ее с петель и запора. Злоба просто душила, зашкаливала. В сером мареве восприятия видимости во тьме на глаза попался выглядывавший из-за стола обезумевший человек, слепо водивший расширенными от темноты глазами. Выставив пистолет, судорожно тыкал им перед собой.
