Все, что смог в сложившихся условиях, так это по-детски собрать остатки слюны в пересохшем рту и плюнуть бабке в глаза. Любопытная носатая харя, с горящими от непонятного вожделения глазами, практически склонилась над ним. Бабка резко отстранилась, но плевок все же достиг цели. Вытерлась рукавом, а потом неожиданно локтем нанесла удар Каретникову в солнечное сплетение. Не прикрыться, не отступить, не согнуться!
Пхык! — Извлек воздух вместе с болью из груди. В глазах заиграли радужные пятна.
— Ну, ты!..
Отдышался.
— Зачем тебе это нужно, старая?
— Зачем? — глаза злющие, рот кривится. — Зачем! Затем!..
Чуть ли не в осадок выпал, услыхав из уст старухи правильную речь, совершенно отличную от той, к которой привык.
— Вы мужа в восемнадцатом году расстреляли, все семейные ценности отобрали. Как ваша власть пришла, я даже не знаю, что с моими детьми случилось. Куда разъехались, где искать, живы ли? Ты думаешь, я немцев люблю? Нет! Но я вас больше их ненавижу. Крапивное семя! Все порушили. Ну, ничего! Теперь я при деле, вас, дураков, отлавливаю, тем и мщу. Тебя, телка глупого, жалко, совсем ведь молодой, почти и не жил ведь, нецелованный, поди! Рассказывай лучше, где остальные парашютисты хоронятся, а я словечко за тебя перед господином Хартманом замолвлю. Обещаю.
— Пошла ты!..
Хлесткий шлепок ладонью по щеке.
— Мразь большевицкая!
Отвернул лицо к бревенчатой стене. Похоже, кирдык, приплыли! Связан так умело, что ни рукой, ни ногой не повести.
— Ну-ну! Хотела помочь, потом не жалуйся…
Штайнмайер не первый раз прибыл в лесной хутор забирать неудачников, попавших в сети старой паучихи, как он сам прозвал Элизабет Карловну, давно находившуюся на службе у оберштурмфюрера Райнхарда Шольца. Дело это освоил, как по нотам знал, в какой последовательности, что делать. Начальник требовал, чтоб подследственных, к коим относились пойманные партизаны, диверсанты и просто скрывающиеся от всех на свете красноармейцы, в отдел СД привозить уже в «разогретом» виде, чтоб бандит сразу осознавал, куда он попал и что ему лучше сотрудничать со следствием. Причем не нужно задавать никаких вопросов, убеждать в чем-либо и тем более что-то обещать. Чисто физический нажим на психику, а дальше сопровождение в Бобринев. Следователь сам разберется, о чем спросить и что требовать. Поэтому… Пункт первый: у старухи с рук на руки принять бандита. Пункт второй: визуально оценить его. Третий — на короткое время дать очухаться от встречи с ребятами гауптшарфюрера, то есть его самого, бросив в предназначенный специально для работы с большевиком, крепкий, добротный сарай на хуторе. Последующие действия совсем просты — через час примерно внутрь сарая входят Ганс, Рихард и Гуго и физически обрабатывают его, ломая волю, заставляя понять, что выжить он, скорее всего, не сможет. Дальше грузят избитого в телегу и отвозят начальству. Если бандитов много, их для начала загоняют в подвал, ну а уж потом по одному прогоняют через процедуру первичного знакомства. Сам Штайнмайер руки не пачкал, его десять подчиненных вполне управлялись с таким раскладом.
Сопровождавший в хутор бабкин посыльный сам открыл ворота перед двумя телегами, привезшими отделение СД в лес. Навстречу из дома вышла старуха, кланяясь и улыбаясь Штайнмайеру. Спросил не здороваясь, как-то даже брезгуя встречей с этой женщиной, неопрятно одетой и страшной на внешность. Ведьма! Чисто ведьма!
— Где?
Ответила на отличном хохдойче, что не вязалось с внешним видом, но он уже привык:
— В доме, милостивый государь. Давно ожидаем.
— Один?
— Как есть один.
Распорядился:
— Ганс, Гуго, со мной в дом. Остальным можно пока отдохнуть с дороги.
Вошли. Пригляделся. Здорово же старуха скрутила парня, как на разделочном столе лежит. На вид крепкий, но что-то в нем ощущается… Н-да! Сразу не понять. Штайнмайер как-то видел людей, постоянно принимающих опий, вот этот на них похож.
— Чем вы его тут опоили? — спросил у сотрудницы.
Бабка почувствовала недовольство хоть и маленького, но все же начальства, сразу в отказ пошла:
— Видит бог, герр Штайнмайер, вообще никакой химии в еду не сыпали. Таким и явился. У-у, злыдень!.. — Замахнулась рукой на казавшегося безучастным молодого парня, последний возглас на русском языке.
— Герр Штайнмайер, — снова перешла на хохдойч, — в кладовой его вещи, оружие, еще что-то.
— Гут! Парни, отвязывайте бандита. В сарай его.
На удивление руки-ноги развязаны. Забросили в совершенно пустой, большой сарай и забыли. Успел оклематься. Нет, не забыли… Через час трое откормленных, крепких ломтей зашли, закрыв за собой дверь, плотоядно уставились на него и… понеслась!
Сбили с ног и начали месить ногами, руками, а один так и вообще дубиной. Сначала лишь прикрываться успевал. В такой ситуации главное что-то предпринимать, иначе в лучшем случае в больнице окажешься. Ну, нет, друзья! Так мы не договаривались. Как там дядя Вася Маргелов учил? «Сбили с ног — сражайся на коленях. Встать не можешь — лёжа наступай». Вот и потанцуем, тем более за ночь малость восстановиться успел, да и сейчас… С ног-то сбили, только лупят большей частью по-деревенски, разухабисто, с оттягами. Не бойцы, а мясники, бюргеры, мать их так! Это зря, ребятки, так окучивать пытаетесь, даже несмотря на то, что пока один блокирует вроде бы не смелую ответку, другие наносят удары. Ф-фух! Был бы асфальт под ногами — закатали!
Резко присел. Прошелся по нижнему уровню, проведя ряд ударов по ногам, промежности, коленям, голени. Что, не нравится? Вот ему тоже не понравилось, когда напали. Упыри!
Отшвырнул одного. Взвинчивая темп, второму провел удар ногой в живот, пах, голень. Пока тот прилег, достучался до печени третьего, того, что с дубиной развлекался. Красота-а! Отрадно, что все «работают» молча, только сопят, стонут и тяжело дышат. Вот их уже двое, потому как одному из троих сердечную мышцу напрочь пробил, заведомый инфаркт, вряд ли уже дышит.
Н-на! Лбом в лицо, прямо в точку смертельного треугольника, прошиб нос противника. Отдохни пока! А ты что это застыл, о чем подумал? Стоя-ать, падаль! Последний соперник метнулся к двери. Михаил в прыжке оказался на спине фашиста, повалил на землю, не дал опомниться.
Пару ударов в затылок. Кажется, товарищу на всю жизнь хватит. Хотя! Захват руками шеи, резкий поворот и… характерный хруст. Все!
Отдышался. Провел ревизию тел. Возмущению нет предела. Что ж вы, сволочи, без оружия-то пришли?
Нужно выбираться. Слегка приоткрыв дверь сарая, выглянул на подворье. Н-да! На него одного немцев явно многовато. И если большинство из них расслабились, ведут себя как на курорте, то вон тот кадр с винтовкой в руках при примкнутом штыке пасет фишку, не расслабляясь. Ага! У ворот стоит караульный с автоматом. Еще один неприкаянный, но тот хоть в лес смотрит. Трое картежников у колодца под навесом присели, гогочут, горлопанят, но они сейчас для него скорей помощники, чем враги. Фрукт, который с винтовкой торчит, постоянно на них внимание отвлекает. Та-ак! Все? Э, нет! Вон в телеге спящая харя видна. Во сне чуть ли не пузыри пускает. Устал, видать, сердешный.
