— Как…
— Потом. Некогда!
Кляйн, выйдя из связной землянки, опешил. Никого! Голову словно ветром обдуло страхом. Не успел с этим ощущением определиться, как получил в затылок удар. Действительность померкла, организм отключился. Он уже не мог видеть, как человек, ударивший его, серой тенью проник в землянку, убил связиста и разбил радиостанцию. Не чувствовал, как его грузное тело взваливают на плечо и тащат в ночь…
Разжился автоматом и тремя гранатами. Ну и то хлеб.
Кто-то из партизан, скорее всего одно из отделений, не встретив реального противника, обратно сунулись в темный лагерь. Татакнул «дегтярь», потом еще, еще. Выстрелы из него не стали неожиданностью, ребятки наверняка сразу на «инвалида» нарвались. Экономно лупит москвич. Молоток! Но ведь кончат его, если не помочь. Либо с боков обойдут, либо гранатами забросают неподвижную цель…
Эти появились, откуда и не ожидал. Спасло то, что с шумом ломились и не из горячки боя выбрались. Саенко, превозмогая боль в ноге, развернул ствол пулемета, направил на ростовые цели, «выросшие» из ночи не далее как в десятке метров, нажал на спусковой крючок.
Та-та-та! Та-та-та!
Толчки приклада в плечо отдавались в ноге. Ущербный он, неполноценный боец. Чуть довернул, не зацикливаясь на упавших первыми, эти теперь точно не встанут, огнем прошелся по предполагаемому месту лежки противников. Черт, темно! А еще пламя из раструба пулемета создавало муть в глазах.
Та-та-та-та!..
Скорее почувствовал, чем заметил, как от ствола березы, за которым он хоронился, отскочила граната. Сразу не взорвалась. Немецкая колотушка потому что. Башку убрать успел.
Б-бух!
Дерево содрогнулось. Садануло знатно. В ушах дикий звон встал, во рту железный привкус крови от прикушенного языка. Сам на себя рассердился, потому как не солдат-первогодок, а еще за то, что калечный. А не фиг хлебальником щелкать… Помотал головой. Про ногу забыл, сунулся на прежнее место, тут же вспомнил. За спиной наступавших архаровцев прогремело два взрыва, вызвавших в конечном итоге дикий крик раненого человека, потом выстрелы из немецкого МП и как завершение сложившейся картины боя вопль на немецком языке, но Саенко его понял.
— Wir wurden verraten! Im Lager Diversant, wir sind umgeben!
[21]
Кто из нападавших уцелел, снялись с мест, с шумом побежали прочь. Буквально через минуту знакомый голос прорезался:
— Москвич! Ты живой там?
Откликнулся с радостью, не бросил его парень:
— Живой!
— Не стрельни, я иду!
Спаситель подошел не сразу, заметил, как тень наклоняется в том месте, где он первых положил. Боеприпасы крысит, что ли? Так и есть. Пробежавшись, неизвестный плюхнулся рядом на спину, перевел дух, спросил:
— Как ты?
— Норма. Взрывом слегка приложило, но даже не оцарапало.
— Добро! Цепляйся за спину, к твоим пойдем.
— Живы?
— Да.
— А чего ж они…
— Спят как сурки, пушками не разбудишь. Опоили. Вот и будешь будить. Торопиться нужно, не ровен час — ягдкоманда опомнится, тяжко тогда придется.
— Тащи!
А в это самое время были подняты по тревоге комендатура, гарнизон Бобренева, служба СД и рота егерей.
Выход спецгрупп на работу обычно осуществляется только ночью. В закрытой машине егерей подвозят к лесу и всегда в разных местах. Дальше на нужное место они в скрытном режиме пешком добираются, проделывая километров двадцать, а то и больше. Каждая спецгруппа составляла по численности пятнадцать бойцов. Она должна быть незаметной и мобильной. Большее количество людей оставляет в лесу «слоновью тропу», которая если и делалась, то лишь специально, исключительно для обмана противника или на создание ловушки. Вооружение качественное. Одних пулеметов только три штуки, чтобы в случае окружения егеря могли обеспечить круговой обстрел, а при прорыве из кольца концентрированным огнем проломить брешь в боевых порядках противника.
На этот раз оберштурмфюрер Райнхард Шольц не заморачивался такими пустяками, погнал в лес всю роту. На объект «Поселок» совершено нападение, вот и пусть разберутся — кто напал, почему и сколько их там. Пусть эти супермены уничтожат всех бандитов, и можно снова спокойно служить, жалко, если ягдкоманда унтерштурмфюрера Кляйна погибнет, но тут как Бог рассудит. На «лесной тропе» побеждает тот, кто терпеливее и выносливее — не в открытом бою в окопах на фронте воюют.
Проконтролировал выезд лично. В конечном итоге с него спрос будет. Места в машине егеря занимали налегке, имея на руках и за плечами лишь минимум вооружения и боеприпасов. Когда рота разъедется по местам, уйдет в поиск по группам, все встанет на повседневную колею.
Все, командир роты, обер-лейтенант Венцель, дал отмашку. Тронулись…
* * *
По карте вывел разведчиков из леса, довел до места, на все про все потратив семь с половиной часов. Как знал, батюшка адресок, где их примут, дал.
«Значит, смотри, Василий! Ежели очень прижмет, а в лесу усидеть не выйдет, выбирайся к полям колхозным, но в деревни не суйся. Народ там по нынешней поре разный. Иной с душком, на советскую власть обижен, за пазухой камень держит, немцам сдаст, чтоб обиду потешить.
— Так куда тогда? С егерями столкнуться нежелательно. Видел их. Волки в человеческом обличье.
— Карту разверни. Видишь вот здесь кромку леса? Это речка Студенка…
— Ну, вижу.
— На правом берегу село Дубровино, рядом две деревни, Сивцовка и Каменка. Друг от друга они совсем неподалеку находятся. При Советах все три в колхоз „Красный большевик“ входили, а центральная усадьба в Дубровино была.
— Ты к теме ближе, отец Илья.
— Какой ты нетерпеливый, Василий! Так вот, за Каменкой карьер, раньше там камень добывали… В километре от него, ежели на восток направление держать, небольшая дубрава. Совсем крохотная, она по балке тянется. Ну, а к ней хутор Ивана Старостина приткнулся. Пасечника. Он частенько в разъездах бывает, как ранее говаривали, коммерцией занимается. А вот женка его, Анна, та еще дива. Она и в комсомоле состояла, и немцев ненавидит. Сестру старшую они у нее убили… Вот она, ежели что, спрячет тебя. Ты только привет от меня передай. Скажи, молится о ней батюшка, в каждый праздник свечку Николаю Угоднику ставит, чтоб ребенка ей подарил».
Анна их встретила, не сказал бы что ласково. Этакая обуза на ее шею свалилась. Женщина молодая, красивая, но чуть располневшая для ее возраста. Хотя кто знает, сколько ей лет? Разве что батюшка. Выглядела все же соблазнительно. После знакомства некоторое время Михаил бессовестно пялился на ее прелести, выглядывавшие из блузы с коротким рукавом, может быть, чуть больше, чем положено для этого времени. Между тем все остальное пристойно скрыто под косынкой и длинной юбкой, но ведь молодость кожи на приятном лице и сам запах молодости не утаишь. Пригляделся к рисунку ауры. Гнусь в человеке отсутствовала совсем, была застарелая грусть, неудовлетворенность жизнью, но это уже не его дело.
