— Человека одного найти. Адрес контакта у меня есть.
Кивнул.
— Посылай. Только не снайпера.
— Почему?
— Мутный он какой-то. И еще… Ты теперь, как я понимаю, без связи? Так вот, пусть твои люди мою радистку с радиостанцией сюда доставят.
— Это дело!..
— А еще, посылай ребят на разведку. В квадраты пусть не входят, но вокруг них «понюхают», если получится, поспрашивают. Ведь диверсантов на аэродром как-то доставляют. Вот и у аэродрома пусть потрутся.
Саенко кивнул…
Анна не очень допекала постояльцев, занималась своей повседневной работой по хозяйству. Получалось как-то так. Она сама по себе, они сами. Скоро муж должен вернуться… Не любимый. Посватался перед финской, родители не отказали. Выдали замуж за человека в возрасте, ее не спросив. Комсомолкой была, из товарищей никто не заступился. Потом поняла, ребятки на прикорме у ее Евстигнея находятся. Так и жила, послав куда подальше бывшее свое окружение. Дитё родить никак не получалось. Уж и по бабкам ходила с поклонами да презентами, и к врачу обращалась… Один батюшка Илья поддержал: «Знать время еще не пришло, Анна. Может, и не в тебе дело. Молись, вымаливай у Бога ребеночка, а я со своей стороны тоже Николая Угодника в святые праздники за тебя просить буду».
Когда «товарищи» заявились, решила… нет! Не пустит на порог, пускай как хотят выбираются. Полстраны оставили немцу, а теперь помощи просят. Кусок хлеба могла дать в дорогу, чай не оскудеет, а так… Когда молодой, красивый парень привет от Ильи передал, вот тут призадумалась. Привечать? Зыркнула на парня. В отличие от других пришлых, силен… Те еле ноги волочат, а этот чуть вспотел только. Да и раненого на носилках принесли… А может, батюшка?.. Нет! Не может такого быть. Кивнула.
— Проходите.
Сегодня поутру из тех, кого приютила, лишь трое остались. Красавчик, убогий, это который со сломанной ногой, и Петров — вроде бы тихий, а взгляд цепкий, нехороший. Его инвалид отправил к началу балки, чтоб со стороны деревень присмотрел за дорогой. Оказывается, ущербный и есть командир.
Вынесла свиньям ведро запаренных отрубей, руки вымыла, о фартук вытерла. Прочь эту тряпку, стирать ее пора. Совсем распустила себя. Хотя чего обманывает, с утра платье красивое надела. Молодая еще, двадцать седьмой годок нынче минул. Вон и он!
— Тебя Василем кличут?
— Да.
Взгляд чистый, прямой. Колдовской взгляд! В глаза заглянула и… утонула в сини озер. Ой, мамоньки! Чего делает?
— Идем, поможешь. Все едино без дела шлындраешь.
Молча пошел…
Дом пустой, с самой обычной деревенской обстановкой, но всюду порядок и зажиточность ощущается. Как это их при советской власти не раскулачили? Завела в комнату, сразу и не понять, не то горница, не то кухня. Не так уж и часто Михаилу доводилось по русским деревням прогуливаться. Сначала не придал значения игривому выражению на лице хозяйки, может, настроение такое у молодки. Но потом дошло. Отвернувшись, нагнулась за чем-то, чуть выпятив попку назад. Совсем рядом. У него давно не было женщины. Платье натянулось по упругим бедрам. Эх, такой вид кого хочешь обезоружит! Шагнул к ней, рукой погладил по спине. Даже не шелохнулась, видно ждала от него именно этого. Прижал ладонью, чтоб не разогнулась, если что, отступать поздно, башню сносило напрочь. Если б не обстоятельства, можно было подумать, что в медовую ловушку заманили. Вторая рука между тем, поднырнув под подол, ухватила горстью все, что было у нее между ног. Под влажной в том самом месте материей трусов нащупал теплую податливую плоть с прогалиной под средним пальцем.
— А-ах! — выдохнула Анна.
Терпеть такое он уже был не в состоянии. Подняв ее на ноги, развернул к себе, увидел в глазах похоть. Она тоже хотела его, может, больше чем он сам. Именно она его выбрала. Сама! Подожди, дорогая! Прижал к себе, ощутив полные груди под материей. Поцелуем приник губами к губам. Как сладко! Рука снова потянулась под цветастый подол, и в то же время сам почувствовал, что гульфик на его бриджах уже растегнут и ее рука нежно гладит кожу его дружка, вставшего в рабочее положение. Пальцы руки уже нащупали набухшую бутоном мокрую щель, стали мять и бередить незапретный плод. Прямо в ладонь обильно полилась влага, до обоняния дошел характерный запах женщины. Она текла, волосы там стали мокрюсенькими от ее сока, стекавшего в ладонь. Женское место сразу стало мягче. Влагалище на ощупь расширилось, кажется, в него можно было кулак просунуть.
— Хочу! — прошептала в самое ухо.
Повторять не нужно. Потянул книзу ее трусы, совсем не похожие на деталь из французского комплекта, тем самым избавляя проход от ненужной помехи. Подняла сначала одну ногу, высвобождая ее прочь от тряпки, потом вторую. Все, путь свободен! Кухонный стол рядом, что-то из посуды смел прямо на пол, не разбирая, что упало и раскололось, повалил на спину, мельком полюбовался на поросшую волосом промежность с красно-розовой плотью в обрамлении курчавых волос. Услышал стон:
— А-ах! Не могу больше!
Приподняв ее ноги, согнув их в коленях и раздвинув в стороны, воткнул вставший колом орган куда просила, качнулся вперед, затем назад. А после уже толчками работал как на горячем производстве кузнечного цеха.
— А-а-а! А-а-а! — на одной ноте, будто распевала мантру.
Он поддакивал ей с каждым качком к чреслам:
— Н-на! Н-на!
Руками вцепилась в столешницу, не позволяя, чтоб ее сдвинули с облюбованного насеста. Его руки давно высвободили из выреза платья обе груди с набухшими сосками, мяли и гладили гладкие, совсем не упругие перси. Как платье в порыве страсти не порвал? До сих пор загадка.
Почувствовал, что к низу живота подходит что-то напористое и горячее.
— Скоро кончу! — сообщил ей. — Куда?
Оторвалась от столешницы, руками ухватилась за его бедра, выдохнула:
— В меня!
Словами будто подогнала неотвратимое. Почувствовал, как его химия напором выплескивается ей внутрь, а она, чуть приоткрыв глаза и двигая попкой, прищурившись, смотрит на него.
— Кончил! — проговорил вдруг севшим голосом.
Улыбнулась, лежа на столе, раскрасневшаяся лицом, с прилипшим ко лбу мокрым локоном волос, удовлетворенно произнесла:
— Я знаю, милый.
Лежала с расставленными в стороны ногами, ничуть не смущаясь еще совсем недавно незнакомого парня. Из нее чуть вытекала мутно-белая жидкость. Его сперма. Судя по всему, она мышцами влагалища удерживала ее в себе.
Попросила:
— Подай мои трусы.
Подал. Свернув их плотно, сунула этот кляп себе между ног, смежив их друг с другом. Протянула к нему руку.
— Помоги.
Он поднял ее, не удержался, поцеловал. Снова притянул к себе, стал целовать, лаская грудь. Чуть отодвинулась, прошептала: