Оказалось, больше ничего и не надо. Сам немец, невысоко сидя в ветвях дуба прямо над ним, удивился, что не попал в близкую цель. Может, хотел еще раз… Метательный нож, пролетев без оборотов из-за утяжеленного к острию клинка, под острым углом, как в масло вошел в левый сосок оккупанта. Этого за глаза хватило. Михаил схватился на ноги, подставив руки, поймал неудавшегося Вильгельма Теля.
— О-ох!
Ф-фух! Кажется, не нашумели. Минус один! Борьба с такими, как этот, кадрами, штука непростая. Шанс, что удастся переиграть остальных — пятьдесят на пятьдесят. Как минимум где-то рядом напарник заныкался, если их двое.
Какое-то время вылеживал, используя мертвеца как подложку. Действительно не нашумели, тихо все. Можно только порадоваться, в ладоши похлопать от того, что в это время нет «переговорок». Никто на связь не вызовет, не спросит: «Как дела?»… Перекинул автомат за спину, при этом уменьшив его ремень до того предела, чтоб не болтался при перемещении, но и двигаться не мешал. Воспользоваться им в быстром темпе не выйдет, но как оружие последнего шанса сойдет. Вернул на место нож.
Теперь прибарахлиться! Стараясь делать все как можно тише, стащил с немца лохматый камуфляж, на себя напялил, не побрезговал. Выжить-то хочется! Повел плечами, ощущения вполне… Действительно фирменный прототип «лешего». По лицу убиенного взглядом мазнул. Молодой. Как там… Во! Тип лица нордический. Точно. Что ты в нашей Богом забытой России забыл, дурилка?.. А вот этим воспользуется. И этим тоже.
С пояса немца извлек его финку, сунул руку за его брючной пояс, выпростал край труселей, сделав надрез, вытянул резинку. Теперь… «Люгер» с набалдашником глушителя как родной лег в ладонь. Нормально! С насиженного места попятился раком, извернулся, двинулся в сторону, которую просчитал как вероятное место нахождения второго. Немцы мастера своего дела, но в их действиях шаблон присутствует. Русские часто поступают «без царя в голове», но выдумщики великие… чаще всего, когда подопрет.
Вот и снова скат. Взял поправку. Сначала за кустами в полуприседе продвигался. Со стороны это, наверное, горкой листвы выглядело, хотя вряд ли кто высмотрит. Потом снова на пузе пополз. Кажется, этот сектор наиболее реален… Черт! Где же ты хоронишься, с-сука лесная?.. И мины перед вероятной позицией отсутствуют, вот же кромка поля — как на ладони уже.
Справа, почти у самого уха напористый шепот.
— Курц, ты чего с места снялся? Мальчишка! Фельдфебель клистерную трубку тебе точно в задницу вставит!
Счастье! Какое счастье, что на морде лица у лохматки маска-капюшон. Ведь не заметил этого «призрака». Повернул голову в сторону «товарища по оружию», только сейчас и смог определить камуфляж противника, в котором между травяных нитей едва различимы злющие глаза. Ах, как удачно направлен ствол «люгера». Песня! На пистолетном крючке выбрал спуск, дожал.
П-пфук!
Немец обмяк. Тут все как день ясно, с дыркой между глаз не очень-то покомандуешь. Минус два! А сам-то под одеждой мокрый от пота. Хоть одежду снимай и выжимай. Ох и добавят эти гаврики седых волос в поросль причинного места… Первого, по левую руку, снял. Второй вот он. Битый жизнью, опытный секач. Таких если в засаду ставят, то определяют как центральную фигуру операции. Если есть третий, то он будет «заседать» еще правее.
Изгаляясь, преодолевая дистанцию почти по сантиметрам, продвинулся вправо. Еще на метр! Еще! Передышка.
Осмотреться.
Глядел не только перед собой — боковым зрением фиксировал обстановку справа и слева. Недавний горький опыт подсказывал, что и в ветвях деревьев может ожидать неприятность.
Твою ж дивизию! Периферийным зрением отметил движение на полевой дороге. Пригляделся. Лошадь тащит телегу. Четверо человек при ней. Далеко, не разглядеть толком, и звуков характерных не слышно. Мысли в голове Каретникова побежали вскачь. До сих пор не определена лежка третьего. А может, его нет? Но рассчитывать на простой вариант он себе позволить не может. Тогда что? Этот неизвестный ему боец обязан контролировать «слепые» секторы со своей стороны, чтоб дать полноценно работать «основному». Где? Где он может засесть, черт возьми?
Осторожно приладил на указательный и средний пальцы правой руки резинку от трусов, получив некоторое подобие рогатки, зарядил патрон от МП. Натянул «тетиву» и стрельнул в облюбованные кусты по правую руку. Скорее всего «снаряд», пройдясь по листве, угодил в ствол дерева. Какой-никакой шум наделал… Каретников мельком засек, как шелохнулся травяной покров по курсу выстрела. Немец «взбодрился», привстал, полагая, что за спиной враг, оружие перебросить в сторону звука успел… Это все, что он успел.
Пфук! Пфук! Пфук!
Каретников не пожалел патронов, стреляя по травяной копне.
Может, еще кто-то есть? Глянул на поле. Народ поближе придвинулся. На телеге мужик в летах восседает. Нет, не старик, но за сороковник точно. За ним Надежда усажена, его радистка. Ну и Щепетов с Калюжным соответственно. Их в город посылали. Но диагностика-то присутствия лишних в «спектакле» не завершена. Егеря ребята хитрющие, усидчивые, могут и не торопиться с появлением «на сцене жизни». Вынул еще четыре патрона, стал пулять их по кустам. Тишина! Значит, все верно.
Поднялся, стащил с себя камуфляж. «Люгер» под ремень, автомат в руку. Вышел из балки, привлекая внимание, помахал рукой с автоматом.
— Эгей!
Услыхал возглас.
— Серый, Василь машет! Василь!
Съехав с дороги, подрулили.
— Ждешь?
— В усадьбе немецкие егеря и лучше с ними не встречаться, — сообщил новость.
— Анна!..
— Это Евстигней, хозяин усадьбы. По дороге встретились, — пояснил Калюжный.
— Анна с нами. Что можно взять в руки, бери. Лошадь придется бросить. Распряги, пусть пасется. Будем под землю уходить, там пережидать.
— А дом? Хозяйство? — возмутился крестьянин.
— Не до хозяйства сейчас, самим бы выжить.
— Я немцам ничего плохого не сделал…
Каретников прекрасно осознавал психологию этого пожившего при разной власти мужика. Слабое место любого селянина — страх за свое добро. Он вместе с равнодушной жестокостью обстоятельств делает его сговорчивым, очень сговорчивым. Его разрушает страх перед реальной силой, непреклонной и не приемлющей психологических провокаций. И чем больше энергичного гонора у крестьянина снаружи, тем больше животного и парализующего сознания страха внутри. Этот мужик, может быть, и повоевать против германцев не прочь, но ни в коем случае с превосходящим противником. А в смутное время не прочь и пограбить, пользуясь бесконтрольностью властей. Нет, ни лошадь, ни усадьбу Евстигней не бросит. Плевать ему даже на молодую жену. Будет пресмыкаться, предаст, если без этого не получится отстоять свое, но с ними не пойдет. Только ведь у егерей свои законы. Они несколько отличны от общевойсковых. Ну, это его выбор! Кивнул:
