Подошел полицейский. Он обратился к инструктору – видимо, посчитал его за главного.
– Докладываю: семья Кнута Сведберга эвакуирована. Каролинский госпиталь закрыл все палаты, где находился отравленный. Сведберг изолирован, посещения отменены.
– Сволочи, – повторил Челль. – Никогда не думал, что русские могут на такое решиться.
– Они не рассчитывали, что все выплывет наружу, – сдержанно напомнил Сонни.
И все же кто ему позвонил?
Том
Главная контора «Свекрафта», январь 2014
В «Свекрафте» царил невиданный хаос. Том это понял с первой секунды, когда перед ним раздвинулись двери вестибюля. Ильва, секретарь, вцепилась в руки двух молодых сотрудников, имена которых Том не знал, и смотрела как прикованная специальный выпуск новостей. Бизнес-канал, на котором обычно показывают постоянно меняющиеся цифры курсов акций на бирже. Мелькнуло лицо Кнута, потом что-то с похоронной физиономией произнес диктор, и появился зубчатый график – акции «Свекрафта» неуклонно падали.
Он прошел по коридору с множеством дверей по сторонам и остановился перед огромным кабинетом генерального. Еще сквозь стекло он увидел Гелас со скрещенными на груди руками и Стефана Хольмена, заведующего финансовым отделом. Тот сгорбился на стуле, спрятав лицо в ладони.
Том вошел и закрыл за собой дверь.
Гелас встретилась с ним взглядом. Глаза ее еле заметно просияли, но она тут же отвернулась и внятно произнесла:
– Пришел Том Бликсен.
Он немного удивился – все и так наверняка заметили, что он пришел. Но сразу догадался – оказывается, она с кем-то говорила по громкой связи.
Огонек в ее глазах исчез – лицо предельно серьезно и сосредоточено. Верхняя пуговица шелковой блузки оторвалась, и он заметил бретельку лифчика – того самого, что был на ней вчера.
– Том, – Гелас подняла бровь, – у нас председатель правления на линии. Из Ниццы.
– Есть самолет в двенадцать часов, – послышался хриплый, сильно искаженный микрофоном голос. – Должен прибыть в контору около четырех.
– Хорошо, мы должны обсудить стратегию поведения с масс-медиа. Я набросала Q&A
[15]. Сейчас пошлю, просмотрите в самолете.
– Хорошо. На этом кончаем – пора паковаться. Увидимся через несколько часов.
Оглушительные короткие гудки, как в театре: главный герой понял, что возлюбленная его покинула, и так и остался стоять, тупо вслушиваясь в короткие возгласы отключенного телефона.
Гелас, внезапно обессилев, опустилась на стул.
В кабинете наступила тяжелая тишина. Еле слышное гудение вентиляторов и отдаленный шум движения с улицы.
– Что мы еще знаем? – спросил Том после долгой паузы.
– О Кнуте – ничего.
Стефан выпрямился на стуле и пригладил редкие темно-русые волосы.
– Торги на наши акции приостановлены в четверть десятого утра, – сказал он, не отрывая глаз от стола. – За пятнадцать минут упали на двадцать пять процентов. Биржа требует важной информации. Они не могут затягивать перерыв.
– Важной? – переспросил Том. – Мы и сами не прочь ее узнать.
– Вот именно. В первую очередь информация нужна нам. Я звонила в полицию. – Гелас пожала плечами и передразнила скороговоркой без интонаций: – «На этой стадии предварительного расследования мы не можем разглашать результаты». У твоего попугая, Стефан, и то больше узнаешь.
Стефан невольно улыбнулся, хотя поводов для улыбок было мало.
А Гелас не улыбалась.
– Я, конечно, информировала правление. Вечером соберется экстренное совещание. Я должна представить ситуацию – и что я им представлю? Я же ничего не знаю. А журналисты из штанов выпрыгивают. Телефон не умолкает.
– А что ты им говоришь? – спросил Стефан.
– Что я им говорю? Все, что знаю. Иными словами – ничего.
В дверь постучали, и вошла Ильва, секретарша приемной.
– Том, к тебе пришли. Из полиции. Насколько я поняла, из полиции безопасности, – последние слова она почти прошептала, словно боялась, что услышит кто-то посторонний.
Стефан покосился на Тома, резко встал и вышел.
Том встретился глазами с Гелас.
– Теперь все начинается, – сказала она и покачала головой.
– Мое имя Сонни Хельквист, я комиссар отдела контршпионажа в СЭПО.
Невысокий, крепко сложенный, с кустистыми, не особо ухоженными усами. Лет, наверное, шестидесяти. Сильно поношенный горчичный свитер. Джинсы тоже не вчера куплены.
– Понимаю, – сказал Том.
Частично соврал: он совершенно не понимал, почему СЭПО интересуется именно им.
– Хочу поговорить о вашем шефе, Кнуте Сведберге. Ничего не имеете против записи? – не дожидаясь ответа, положил свой смартфон на стол и потыкал в дисплей.
– Нет-нет, пожалуйста… – Том думал о другом: почему так внезапно ушел Стефан?
Сонни откинулся на стуле и пробормотал скороговоркой дату, время, фамилии: Тома и свою.
– Что с Кнутом? – спросил Том, когда он кончил бормотать.
Сонни разгладил усы безымянным пальцем.
– Мы до этого дойдем. Вы должны знать, что расследование случая отравления проводится стокгольмской полицией, а не нами. Хотя определенное сотрудничество, разумеется, имеет место… Итак: сколько лет вы работаете с Кнутом?
– Пару лет. До две тысячи девятого года я работал в России, а потом в Лондоне – я и моя самбо
[16]. Кнут пригласил меня в конце две тысячи одиннадцатого года. Можно сказать, что после Москвы это первая настоящая работа. Конечно, у меня были консалтинговые задания, но Кнут открыл мне двери в большое… по-настоящему большое хозяйство.
Сонни пометил что-то в блокноте.
– А в Москве вы работали в «Пионер Капитал»?
– Именно так. Инвестиционный банк.
– Его потом купил «Леман Бразерс»? – Сонни смотрел на него с нескрываемым интересом.
Том немного удивился его осведомленности.
– А вот это не совсем так. Они собирались купить «Пионер», но «Леман Бразерс» обанкротился до того, как сделка состоялась.
– То есть хозяева не успели продать «Пионер» на пике рынка?
Вопрос прозвучал вполне невинно, но Тому пришлось постараться, чтобы скрыть напряжение.
