– Надо найти этого Смирнова, – резюмировал Челль. – Если исходить из трамвайного следа, куда он мог двинуться дальше?
– Я на месте Смирнова постарался бы исчезнуть из Стокгольма как можно быстрее, – убежденно сказал Сонни. – Конечно, они рассчитывали на удачу, думали, мы не обнаружим полоний, но наверняка разработали и пессимистический сценарий, на тот случай, если вопреки всему причина отравления выяснится. Состояние Сведберга ухудшилось очень быстро, так что времени у убийцы в таком случае почти не было. Он понимал, что мы его можем найти.
– В этом я не уверен… – задумчиво произнес Челль. – То, что удалось так быстро поставить диагноз, – чистая и маловероятная случайность… удача.
– Я бы не назвал это удачей. Мы получили подсказку. Но что здесь делать Смирнову после выполнения задания? Готов заключить пари, что он сел на первый же рейс в Москву.
– У русских есть укрытия везде. И в Стокгольме тоже. Так называемые safe houses. Не обязательно в Москву.
– Послушай, Челль, поставь себя на место шефа этой операции. Допустил бы ты, чтобы агент, проведший такую операцию в чужой стране, оказался поблизости от места преступления?
– И Арланду надо проверить, – вставил петушок.
Сонни кивнул.
– И тысячи такси…
Челль побледнел при мысли о масштабах операции, а главное об обязанности координировать эту циклопическую акцию.
– Шучу, Челль… мы плюнем на то, как он добрался до аэропорта. Потом, если понадобится – все может быть. УЗОГО же поклялось общественности, что все контаминированные транспортные средства будут изъяты и санированы.
Челль кивнул с облегчением.
– Надо сделать вот что: проверить все самолеты, которые летали в Россию девятого и десятого января. Может быть, одиннадцатого, но это вряд ли. Чтобы не вызывать паники, оденем оперативников в формы уборщиков и уборщиц. И не только из-за паники… если русские узнают, что мы взяли след, они просто-напросто оставят засвеченный «Боинг» на земле.
Челль одобрительно хмыкнул.
– Значит, согласен, – истолковал его хмыканье Сонни. – Так и сделаем. Кстати, я допросил некоего Тома Бликсена. Правая рука Кнута Сведберга в «Свекрафте». Кронпринц, как там поговаривают. Вроде бы само собой разумеется: если Сведберг надумает уйти, его место займет Бликсен.
– Этот день недалек, – мрачно заметил Челль.
– И тут есть, так сказать, отягчающие обстоятельства, которые вынуждают нас рассматривать Бликсена как подозреваемого в соучастии. Нет-нет… – он предупреждающе поднял руку. – Конечно, главный подозреваемый – Смирнов. И русская ФСБ, или уж не знаю, кто там у них занимается такими делами. Но! Во-первых, именно Том Бликсен организовал встречу. Тому Бликсену якобы звонили из якобы российского Министерства энергетики и просили подготовить встречу Сведберга якобы с заместителем министра. То есть со Смирновым. Во-вторых, Бликсен тоже должен был присутствовать на переговорах, но в последний момент его вызвала директриса школы, где учится его дочь. Очень уместно. В-третьих, Бликсен пятнадцать лет прожил в Москве, так что исключить его связи с русской разведкой невозможно. То есть, наверное, возможно, но это потребует времени, И в-четвертых…
– Есть еще и в-четвертых? – нетерпеливо спросил Челль и потянулся за термосом с кофе.
– Есть и в-четвертых, – сказал Сонни и разгладил безымянным пальцем усы. – У Кнута Сведберга были сексуальные отношения с женой Тома Бликсена.
Том
Каролинский госпиталь, Стокгольм, январь 2014
– Ваши удостоверения личности, пожалуйста.
Том и Гелас протянули водительские права. Полицейский со скучающей физиономией повел пальцем по списку лиц, допущенных к посещению пациента.
– Десять минут, – сказал он. – Так сказали врачи.
Том кивнул и засунул права в бумажник.
Он ненавидел больницы.
Особенно запах – у него сразу начинались спазмы в желудке. Запах и, наверное, сознание, что здесь собраны тяжелобольные люди, борющиеся за свою жизнь.
Кнут.
– Он в третьей палате. Но сначала наденьте защитные костюмы. Это вон там, четвертая дверь налево. Комбинезон, бахилы, маска и перчатки. Сестра поможет вам, – он показал на ожидавшую их женщину.
Полицейский сунул под верхнюю губу мешочек снюса, уткнулся в свой смартфон и, не поднимая глаз, повторил:
– Четвертая дверь налево.
Пока они надевали костюмы, Том все время косился на Гелас – как она натягивает комбинезон на тонкую блузку. Интересно, продолжатся ли их отношения? Или для Гелас это всего-навсего очередной сексуальный эксцесс, про которые она то и дело рассказывала с юмором, но и с привкусом горечи.
– Я выгляжу как мапп
[20], – Гелас повернулась к зеркалу. От нее пахнуло знакомым лимонным ветерком.
Неизвестно, хотела ли она пошутить, но шутка прозвучала грустно и даже безнадежно.
– В том виде, в каком я хотел бы тебя видеть, сюда не пустят, – он надел маску.
– Идите за мной, – сказала медсестра. – И помните: дотрагиваться до больного нельзя. Потом я помогу вам снять комбинезоны.
Они пошли по коридору в третью палату. Палата с успехом могла бы быть и первой: все остальные по пути были пусты.
– А где больные? – недоуменно спросила Гелас.
– Переведены в другие отделения. Из соображений безопасности.
Она открыла дверь.
– Только очень недолго, – повернулась и ушла. Совершенно беззвучно, будто улетела.
Палата оказалась огромной, но свободного места почти не было – все забито разнообразным оборудованием. В одном углу у этажерки с аппаратурой стоял парень, судя по всему врач. Тоже в защитном комбинезоне. Кивнул и опять уставился на дисплей.
На высокой, сверкающей многочисленными шарнирами и приспособлениями койке лежал Кнут. Вернее, то, что от него осталось. Совершенно лысая голова, похудел, само малое, на десять кило. Желтая кожа обтягивает заострившиеся черты лица. Руки в огромных синяках. Стойка с капельницей, на пальце – черная пластмассовая прищепка, от нее тоже тянется кабель.
Гелас сделала насколько шагов к нему, но ее остановил предупреждающий жест врача.
– Не ближе одного метра.
Гелас вздрогнула и подалась назад.
– Кнут… О боже…
– Гелас? – прошелестел Кнут.
Очень слабый, хриплый голос, словно гортань забита песком.
Том встал рядом с Гелас. Вдруг сообразил: опознать их в защитных комбинезонах не так-то просто.
– Это я, Том, – сказал он тихо.