Если только получит приказ.
Сонни вдруг почувствовал, что растерялся и не может додумать до конца ни одну мысль. Надо отвлечься хотя бы на несколько минут.
Он переключил компьютер на приватный сервер и вошел в почту – Ирина просила послать фотографию.
Если не послать, еще решит, чего доброго, что он либо задается, либо разочаровался.
И раздумает приехать.
Превозмог себя и попросил Доцента-Андерса сфотографировать его в довольно дорогом тренировочном костюме, купленном для этой цели в «Стадиуме».
«Грудь выпятить, живот втянуть», – приказал Андерс.
И даже не спросил, зачем ему это фото – к большому облегчению Сонни.
Но сначала открыл входящие и увидел, что получил еще одно письмо от Ирины. Она опять писала, теперь уже с большей уверенностью, что собирается приехать в Стокгольм весной. И послала еще один снимок – в летней одежде, на фоне петергофских фонтанов.
Вот это да… она выглядит горячее жестяной крыши в июльский день.
Сонни даже вскочил со стула. Надо еще раз присмотреться к собственной фотографии – стоит ли посылать ее такой красотке?
Он пошел к автомату со сладостями – вдруг захотелось шоколада.
Но не успел закрыть за собой дверь, на весь коридор грохнула Пятая Бетховена.
Звонили из Тьерпа – двое ребят из СЭПО и марафонец из оборонного института, которым поручили проверить дом Браунхаймера.
Сонни остановился как раз напротив кабинета Бьюрмана и тут же заметил: шеф наблюдает за ним из-за стеклянной двери.
И пусть наблюдает.
Жена Браунхаймера, Марианн, ничего не заподозрила, когда они представились монтерами из «Фортума»
[27].
«С чего бы ей заподозрить, – подумал Сонни. – Парни приехали в машине цветов “Фортума”, в фирменных комбинезонах “Фортума” и предъявили соответствующие удостоверения – работники “Фортума”».
– И? – спросил он.
Под предлогом проверки счетчика они спустились в подвал и в одном из сундуков нашли старое кожаное пальто с высоким уровнем альфа-излучения. Счетчик Гейгера среагировал и на дорогущую соболью шубу, втиснутую в тот же сундук.
Странно. Он оказался прав, но никакого удовлетворения не испытал. Вместо этого появилось томящее беспокойство. И пока он задавал вопросы, понял, что это не просто беспокойство.
Почему бы не назвать единственно правильным словом?
Страх. Ему стало страшно.
Сонни нажал кнопку отбоя и закрыл глаза.
Значит, дом Браунхаймера контаминирован. Серьезно контаминирован.
Случайности исключены. Другого объяснения нет. Человек, живущий в доме, имел прямой контакт с полонием, которым отравили Кнута Сведберга. Мало того, он уже после этого спрятал доказательство невинности своей санкт-петербургской поездки. Очевидно, не подумал, что следы препарата попадут и на шубу.
Сообщник Смирнова носит фамилию Браунхаймер. И в отличие от Смирнова никуда не скрылся. Остался в Швеции.
И имеет доступ туда, куда не должен иметь ни при каких обстоятельствах. И находится там, где не имеет права находиться ни при каких обстоятельствах.
На атомной станции «Форсмарк».
Он открыл дверь в кабинет Челля Бьюрмана и сморщился от внезапной изжоги.
Начальнику СЭПО не позавидуешь.
Сонни не хотелось бы быть на его месте. Яльмару предстояло поделиться с премьер-министром новостью, которая вряд ли того порадует.
Хайнц
Тьерп, январь 2014
– Собственно говоря, все очень просто.
Хайнц сел рядом с Тувой на кафельный пол в ванной, потянулся за ведром с водой и опустил в него стакан с зубными щетками – своей и Марианн. Стакан неустойчиво закачался в ведре. Хайнц налил в него воды из кружки и стакан опустился на дно ведра.
– Представь, что там горит огонь.
– Как это? – удивилась Тува и прыснула. – Как может огонь гореть в воде?
– Может, – сказал Хайнц. – Потому что это не такой огонь, как в костре. Это… невидимый огонь, и он должен все время быть под водой, иначе начнется ужасный пожар. Помнишь, я рассказывал тебе о крошечных частичках, из которых состоит вся Вселенная? И вот такая маленькая-маленькая частичка называется нейтрон, с налету ударяет в атом урана и расщепляет его. При этом освобождаются еще два или три нейтрона. И каждый из них…
– А кто зажигает этот огонь? – Тува перебила деда, вытаращила глаза, вздохнула и добавила страшным шепотом: – Ты?
Хайнц улыбнулся.
– Я и зажигаю. И как ты думаешь, что получается, когда я его зажигаю? Становится горячо или холодно?
– Тепло, ясное дело, – фыркнула Тува, опустила палец в ведро и покрутила. Образовался маленький водоворот.
– Молодец. А что происходит с водой?
– Нагревается?
– Дважды молодец. А когда становится горячей… очень горячей?
Тува посмотрела на ведро, потом на него. Вопрос поставил ее в тупик.
– Что происходит, когда мы ставим кастрюлю с водой на плиту? Когда вода становится очень горячей?
Тува просияла.
– Кипит! Вода кипит!
– Вот именно! Вода кипит, и образуется пар. Мы ловим этот пар и направляем в трубу. Этот пар дует на турбину, и турбина крутится. Внутри турбины есть генератор, и он вырабатывает электрический ток. Но только когда турбина крутится. И тогда мы зажигаем свет в домах и смотрим телевизор.
Тува замолчала. Похоже, он переоценил ее способность к абстрактному мышлению. Щеки розовые, пожалуй, чересчур розовые. И волосики слиплись на висках.
Малышка вечно простужается.
Ну и что? Неплохо бы подхватить от нее пару-тройку бацилл, взять больничный лист и остаться с ней дома.
Он обожал внучку.
Может быть, потому, что для собственных детей у него вечно не хватало времени. Он пропадал на работе, и на Марианн легли все тяготы воспитания. Клише, конечно – «легли тяготы», – но, по сути, так оно и было. Если бы тогда он рассуждал, как сейчас, все сложилось бы по-иному.
Но так устроена жизнь – у него почти никогда не было выбора.
Детьми занималась Марианн. А он ходил на работу.
Распоряжение Центра – устроиться на работу в Швеции.
Слушаюсь. Почетное задание.
Как собака на свисток хозяина…
– Значит, это ты? – он очнулся.
– Что я?
– Это ты зажигаешь лампочки? И включаешь ТВ?
Хайнц немного помедлил.
