Том остановился. Попытался вспомнить лицо человека, который вывел Леннарта из равновесия во время выступления. Мало того что Том видел его издалека, он даже не знал, какого он роста – высокий или нет. Единственное, что он знал твердо, – пропуск у Скорпиона был выписан на имя греческого профессора.
Что бы сделал он сам, если бы захотел незаметно покинуть институт?
На решение ушло самое большее несколько секунд – студенческий выход на Кунгстенсгатан!
Он слетел в полуподвал.
Темно и пусто. Выход освещен одной-единственной, доживающей свой век лампой накаливания.
Вьюга не утихала. Морозный воздух обжег легкие.
Он посмотрел вниз на Свеавеген – никого. Охотников прогуливаться в такую погоду не так много. Роща Обсерватории – тоже пусто.
Одинокая фигура. Мужчина. Спокойно и неторопливо поднимается по лестнице на Кунгстенсгатан.
Что необычного?
А вот что: он без пальто…
Темный пиджак. Одет не по погоде.
Со Свеавеген послышался вой сирен. Совсем рядом с ним остановилась черная «вольво», трое со свисающими из ушей белыми пружинками проводков побежали к входу.
Должно быть, Раусинг вызвал полицию. Или Сонни подключил своих, хотя… он же до сих пор ничего не знает про убийство Леннарта.
Если он сейчас попросит о помощи, наверняка спугнет Скорпиона.
Он тоже двинулся к детской площадке. Но не по лестнице, а справа от нее, прямо по заснеженному холмику.
Сначала было легко, но потом подъем стал круче. Он то и дело скользил по утрамбованному детскими санками снегу, местами приходилось вставать на четвереньки. Деревья и завеса снегопада в какой-то степени служили защитой, но все равно его наверняка хорошо видно. Темная фигура на белом снегу.
Наконец он добрался до вершины холма, встал спиной к ветру и смахнул снег с ресниц.
Никого не видно. Ни на Дроттнингсгатан, ни на Кунгстенсгатан.
Потерял.
Леннарт… он представил себе картину. Словно позаимствована из фильма ужасов – мерно покачивающаяся человеческая фигура с петлей на шее.
Ведь это он, Том, придумал этот план – использовать Леннарта как наживку. У него дочь… такая же, как Ксения, только постарше.
А где теперь его Ксюша? Он молил Бога, чтобы Сонни помог ей выпутаться из этой ситуации. И что происходит на «Форсмарке»?
Через пару минут, не больше, Скорпион появился. Вывернулся из-за угла на Дроттнингсгатан и пошел на север.
Человек в костюме.
Хайнц
Атомная станция «Форсмарк», Эстхаммар, январь 2014
Свет зажегся почти мгновенно.
В зале управления собрались все – Хайнц, начальник смены Роберт, Соня, второй оператор Анна, трое техников. Все время подходили люди с других реакторов – не нужна ли помощь.
Бойцы пожарной команды – на станции постоянно дежурила специально обученная бригада.
– Что у нас? – спросил Хайнц.
– Локальная ц-ц… цепная реакция… – Роберт старался унять волнение. – Из-за утечки обнажилось несколько топливных сборок. И мы вовремя не обнаружили… это все п-приборы! П-п-приборы выдавали неверную информацию. Считали, что погрузили п-п-п-оглощающие стержни, а оказалось, не до конца. Произошел небольшой взрыв водорода. Корпус реактора, насколько мы знаем, не п-поврежден, но купол… т-там н-неясно… резко повышен уровень радиоактивности в реакторном зале. И т-температура выше нормальной.
Хайнц попытался представить, что там происходит в реакторном. Локальная цепная реакция… поврежденный купол… корпус реактора сделан из особо прочной стали шестнадцатисантиметровой толщины, а купол удерживается полутораметровыми болтами, каждый из которых весит около трех тонн. Чем вызвано повреждение? Взрыв накопившегося водорода. Но есть надежда – сам корпус не поврежден. Что это значит? Это значит, радиоактивность ограничена реакторным залом.
Пока ограничена…
Роберт посмотрел ему в глаза и продолжил:
– Надо любой ценой восстановить охлаждение. Иначе топливные элементы будут плавиться один за другим… короче, мы рискуем получить серьезный выброс.
Петер, один из старых опытных техников, хотел что-то сказать, но промолчал. Сложил руки на груди. И Хайнц увидел на левом предплечье вытатуированный череп – очень подходящий в их положении символ.
У Хайнца зашевелились волосы на затылке.
– Сколько у нас времени? – решился все же спросить Петер.
– На прикид – не больше часа, – стараясь избежать похоронных интонаций, сказал Хайнц. – Кто-нибудь знает уровень радиации в реакторном зале? И какая там температура?
Роберт сел на стол. По лицу его струился пот, сорочка покрылась темными пятнами.
– Десять зивертов, если верить эксплуатационникам. Температура – около шестидесяти градусов.
Хайнц кивнул.
Десять зивертов – смертельная доза. Гарантирована острая лучевая болезнь с неизбежным смертельным исходом. Он вспомнил Кнута Сведберга – еще до того, как были обнародованы детали, Хайнц прекрасно знал, через какие муки тот прошел. Неукротимая рвота, выпадение волос, необратимые повреждения костного мозга, тяжелые неврологические симптомы.
– Как мы можем восстановить охлаждение? – спросила Соня.
Собранно и решительно.
– Надо что-то придумать… – вздохнул Роберт и склонился над своим лэптопом.
Через десять минут в зале управления было не протолкнуться. Прибежали техники и инженеры с «Форсмарк-2» и «Форсмарк-3», спасатели.
Роберт, как начальник смены, еще раз кратко описал повреждения. Если в ближайший час не будет восстановлено охлаждение, реактор взлетит на воздух. Второй Чернобыль.
– Морская вода? – спросила Соня.
Роберт кивнул.
– Погубим реактор, но у нас нет другого выхода. Над ликвидацией утечки будем работать параллельно. Все согласны?
Никто не сказал ни слова.
В зале стало очень тихо. Только периодически, с равными промежутками, вскрикивали сирены.
Похоже на палату интенсивной терапии, где попискивают мониторы, регистрирующие сердечный ритм, давление и насыщение крови кислородом у безнадежно больного пациента.
Безнадежно больной реактор. Сегодняшний день он не переживет.
Хайнц посмотрел на Роберта.
– Ну что ж… тогда приступаем, – сказал тот.
Топот ног в абсолютной, безжизненной тишине.
Буквально через три минуты доложили, что запустить морскую воду в реактор невозможно – заклинило вентиль.
Хайнц и Роберт бросились к компьютеру. За несколько секунд начальник смены вывел на экран чертежи станции.
