– И как полагает шведский народ? Нужны нам атомные станции или нет? – задала риторический вопрос смоландская дама, и не успела она закончить, загремела попса.
Шведский народ… Сонни не знал, как полагает шведский народ. Даже не знал, как полагает он сам.
До аварии на «Форсмарке» он никогда не задумывался над этой проблемой. А теперь… Он нашел Ксению в сугробе, прикованную наручниками к фонарному столбу. Продрогшая и несчастная. Ее перепуганные товарищи по акции сбежали вместе с ключами от наручников.
– Я хочу домой… к папе, – прошептала она побелевшими от холода губами, когда он снял наручники и завернул ее в одеяло.
Он почему-то ужасно нервничал, пока ждал в зале прилетов.
Его ждет провал. Он готов был год охотиться на исламистов в пригородах, лишь бы избежать этого мучительного ожидания.
Русские всегда дарят дамам цветы.
Он купил десять желтых тюльпанов, время от времени поглядывал на яркий букет и чувствовал себя идиотом.
Наконец она появилась – стройная, с прямой, как у девочки, спиной. Она катила за собой красный чемоданчик и неуверенно вглядывалась в лица встречающих.
Он сделал несколько шагов навстречу.
Сонни готов был дать руку на отсечение, что в первое мгновение она его не узнала.
Но тут же улыбнулась, поставила чемоданчик и приняла букет.
Пока они ехали, он то и дело косился на ее профиль. Еще красивее, чем на фотографиях. Но что она думает о нем? Что за мысли вертятся в ее голове?
Он взял ее чемодан, понес к дому и оглянулся – Ирина в нерешительности замерла у калитки.
– Все в порядке? – спросил Сонни.
– Да-да… конечно, – она открыла калитку, двинулась вперед и опять остановилась.
Как унять нервы? С тех пор как Кинга ушла от него десять лет назад, порог дома не переступала ни одна женщина. Почему не входит в дом? Опасается, что он потребует от нее соответствующих услуг за возможность бесплатно пожить неделю в Стокгольме?
– Я постелил себе внизу, – сказал он как можно более беспечно. – А ты будешь жить в моей спальне.
Они вошли в дом. Ирина улыбнулась, но не выказывала никаких намерений подняться в спальню.
– Что с тобой? Задумчивость одолела?
Она посмотрела в пол и слегка наклонила голову набок. Темные, собранные в узел на затылке волосы наводили на мысль о балеринах.
– Извини, Сонни… твой букет…
– Что – букет?
Вот уж воистину – столкновение культур. Почему русские женщины придают такое значение цветам? Наверное, надо было купить букет подороже.
Сонни обругал себя за скупость, которую даже в мыслях не назвал скупостью. За излишнюю расчетливость… хотя он о цене и не думал – купил в аэропорту в первом же киоске.
Ирина сняла туфли на высоких каблуках и прошла в гостиную.
Он взял у нее букет, пошел в кухню и ткнул, не налив воды, в керамическую вазу. Нажал кнопку электрочайника, вынул из холодильника торт, купленный в кондитерской Вивеля, и вернулся в гостиную.
Она стояла у книжной полки и широко улыбалась. В руке – томик «Анны Карениной».
– Моя любимая книга, – тихо сказала Ирина, продолжая улыбаться. – Лучший роман о любви во всей мировой литературе. И, как я вижу, ты его читал! По-русски! И не один раз…
– Да… – сказал он неуверенно. – Пару раз перечитал…
– Сонни… прости мою холодность. Я очень боялась – а вдруг у нас не найдется ничего общего после стольких лет? И потом – эти цветы… Но ты такой же, как был, ничуть не изменился.
Сонни просиял.
– И ты прости… цветы, судя по всему, так себе.
– Цветы замечательные! Что может быть лучше тюльпанов! Но… десять штук! Четное количество приносят только на похороны. И потом… желтые, особенно тюльпаны, означают измену и разлуку.
Забавно – Сонни всегда удивлялся, как распространены в России суеверия. Черные кошки, пустые ведра, нельзя пожимать руку через порог… Причем они сами смеются над этими глупостями, но свято их блюдут. А такая наука, как язык цветов, и вовсе ему незнакома. Это вам не шпионов ловить.
Он начал смеяться и никак не мог остановиться.
Ирина недоуменно смотрела на него несколько секунд, тряхнула головой и тоже засмеялась.
Подошла к нему и крепко, как много лет назад, обняла.
Жизнь казалась лучше с каждым днем.
Том легкими шагами шел по коридору, раскланивался с сотрудниками и думал о Ксении.
Чур, чур… все налаживается. Только бы не сглазить.
Он продал старую квартиру и купил другую, поменьше, на Дроттнинггатан. В выходные выполнил Ксюшино заветное желание – сколотил по размеру широкий подоконник. Теперь она часами сидела на нем со своим лэптопом, поглядывая на улицу.
Много читала – экология, климатический кризис, всеобщее потепление. И очень обрадовалась, когда ему наконец удалось подписать договор о продаже станций на буром угле.
Навстречу ему попался председатель совета директоров Оскар Дальшерна.
– Можешь ко мне зайти? Надо поговорить.
– Конечно. Захвачу кофе и зайду.
Интересно, о чем? И почему с ним? После смерти Кнута Дальшерна общался главным образом с временно исполняющим обязанности генерального. Стефаном. А может быть, настал час увольнения? Теперь, когда он привел в гавань соглашение о продаже немецких ТЭС, зачем он им нужен?
После аварии на «Форсмарке», само собой, посыпались головы. Шеф отдела ядерных станций и директор самой станции. «Недостаточный контроль за безопасностью» – дурацкая, в общем, формулировка. Даже при идеальном контроле предусмотреть случившееся не мог бы даже Нострадамус.
Путь к кофейному автомату лежал мимо кабинета Гелас. Он и пошел-то не столько ради кофе, сколько ради возможности ее увидеть. Они несколько раз встречались, но говорили о другом.
Будто и не было той ночи. Ничего. Главное, все обошлось. Время покажет. Гелас даже была один раз в гостях на новой квартире – и Ксения, вопреки обыкновению, задержалась с ними за столом и после ужина.
Хороший знак. Очень хороший знак.
Но его постигло разочарование – ее кабинет был пуст.
Когда они виделись в последний раз? Перед выходными…
Он взял кофе и направился в кабинет Дальшерны, мысленно прикидывая варианты разговора.
Оскар Дальшерна, не чувствуя, по-видимому, никаких неудобств, разместился в большом кабинете Кнута. Он произнес прочувствованную речь на похоронах, а Том все время смотрел на Аврору и Ребекку – они держались врозь.
После похорон Аврора подошла к нему. Он обнял ее за плечи, и по тому, как она сжалась, ясно почувствовал – Аврора знает. Она знает, что у Кнута с Ребеккой был роман.