Но приказ пришел, и он мог только догадываться, тот ли человек его отдал или кто-то другой.
Вы получите посылку. Действуйте спокойно и разумно. Ваша биография безупречна, вам не о чем беспокоиться.
С круговой развязки на площади Победы такси свернуло на Пулковское шоссе. День выдался по-настоящему холодный, около минус двадцати. Шел снег. Вернее, намек на снег – редкие легкие снежинки медленно опускались на разогретый колесами асфальт и тут же таяли. На горизонте уже были видны очертания аэропорта. Примерно здесь были остановлены гитлеровские войска.
Осада Ленинграда продолжалась почти девятьсот дней… Нынешний президент России из этих краев. Он, конечно, родился позже, но наверняка атмосфера его детства еще была пропитана горечью тех страшных лет – от голода умерла почти треть населения. По-видимому, история не знала более долгой и бесчеловечной осады…
Нечему удивляться, что человек с его биографией придает такое значение вооружению, разведке и обороне. И, по-видимому, будь в России президент с другой биографией, про Хайнца скорее всего забыли бы.
Машина остановилась у зала вылетов. Пока никакой посылки он не получил. А времени до рейса осталось совсем мало.
Может быть, обойдется? Ложная тревога?
Может, планы изменились? Или нашли другого курьера?
Вполне возможно. Почему должны выбрать именно его, почти шестидесятилетнего физика из Тьерпа, млеющего над каждым росточком в своем саду?
Он расплатился, взял портфель и поставил ногу на мостовую. В портфеле почти ничего не было – смена белья, несколько путеводителей, маленький несессер и компьютер. Пакет с шубой он все время держал на коленях – в таком состоянии вполне можно и забыть где-нибудь. Подумать только – купил эту дорогущую шубу и заплатил всю сумму сразу. Поездка в солнечные края под угрозой, и Марианн наверняка будет взбешена. Иногда с ней бывает.
– Секундочку, – сказал водитель по-русски.
Хайнц замер и поймал взгляд водителя в зеркале.
– Посылочка в вашем лэптопе.
В его лэптопе? Кто и как мог положить что-то в его лэптоп? Он уже собрался открыть портфель и посмотреть, но его тут же поразила мысль: откуда водитель знает, что он говорит по-русски? Он не сказал ни слова на родном языке отца за все время поездки. И он вообще последний раз говорил по-русски в Чалмерсе, куда приехал поработать в лаборатории. Там был докторант из Москвы.
Серые равнодушные глаза водителя.
– Не советую искать, – опять по-русски. – И ни при каких обстоятельствах не открывать упаковку.
У Хайнца заледенели пальцы. И не только пальцы – ему вдруг стало очень холодно. Он судорожно застегнул молнию на портфеле.
В ушах застряли слова, и, по-видимому, надолго.
Ни при каких обстоятельствах не открывать.
Он двинулся к автомату регистрации, по-прежнему дрожа от холода. Казалось, все на него смотрят. Краем глаза он заметил офицера полиции в сопровождении двоих полицейских. Заболело в низу живота – показалось, что они направляются к нему. Он развернулся и подошел к толпе шведских туристов, стараясь выглядеть так же, как они.
Не удалось.
Стало ясно – они его ждали.
Майор полиции огляделся.
– Документы!
Он прекрасно знал, что это значит, но уставился на майора непонимающе. Это его немного даже успокоило – навыки не забыты. Даже через столько лет.
– Your pass and ticket, – повторил майор.
Это не может быть случайностью. Почему они выбрали именно его? Он прекрасно знал о свирепой конкуренции разных ветвей правоохранительных органов в России за деньги, за привилегии, за власть. Возможно, полиция решила проучить его неизвестного работодателя. Скорее всего, Центр уже не обладает той всеобъемлющей властью, как когда-то.
– Хайнц Андреас Браунхаймер? – весело спросил майор.
Может, им уже известно…
Хайнц Андреас.
Хайнц Андреевич.
Это его настоящее имя.
Из лихорадочного потока мыслей почему-то вынырнуло воспоминание: школа имени Жуковского в Эрфурте. Там учились почти исключительно дети офицеров ГСВГ – Группы советских войск в Германии. Имя Хайнц дала ему мать, немка, а отчество – отец. Хайнц Андреевич. Но в школе, понятно, все его называли Хайнц. Иногда только учителя в шутку говорили:
– Привет, Андреич!
Но с тех пор, как он поселился в Швеции, никто его так не называл. Только Хайнц. И второе имя Андреас, и фамилия Браунхаймер были выдумкой.
Неужели они знают и про это?
– На контроле безопасности большая очередь, – сказал майор, возвращая паспорт. – Пройдете через ВИП-контроль.
Он показал на дверь в стороне от конвейерных лент.
– Спасибо, – с трудом выдавил Хайнц.
Том
Главная контора «Свекрафта», январь 2014
Том стряхнул с башмаков снег и вошел в вестибюль главной конторы.
Ничего хорошего от сегодняшнего дня он не ждал. Весь вечер накануне убеждал Ребекку постараться что-то исправить, сделать еще одну попытку, хотя бы сходить к психотерапевту…
Она стояла на своем.
Никаких попыток. Никаких психотерапевтов.
А потом опять начались рыдания, и опять он ее утешал.
В ее непреклонности было что-то, что насторожило Тома. В частности, упрямый отказ попробовать психотерапию. Как это понимать – неужели она приняла решение давным-давно и только ждала удобного случая? Чем этот случай удобнее других? И полное нежелание выслушать его доводы. Может, она что-то скрывает?
Том кивнул девушке в приемной, отнес в гардероб пальто.
Выглядело так, что для Ребекки нет ничего важней, чем поскорее покончить со всеми формальностями. И ей, оказывается, совершенно не важна роль, которую он играет в жизни ее детей, хотя их биологический отец за последние годы не проявлял к потомству ни малейшего интереса.
И вдобавок ко всему – их разговор случайно услышала Ксения, так что пришлось рассказать ей все как есть. Развод.
Девочка кивнула, пошла к себе в комнату и поставила на полную мощность стерео. Что это значило? Что она хотела этим сказать? Шокировало ли ее известие, или ей просто-напросто все равно, живет папа с этой женщиной или нет?
Спрашивать бессмысленно. Все равно не скажет.
И завал на работе. Помимо все время возникающих и требующих немедленного решения вопросов по «Западному потоку», еще и эти чертовы немецкие теплоэлектростанции, коптящие небо ядовитым дымом. Хорошо, пока помалкивают активисты-экологи, но это ненадолго. Вот-вот поднимут шум, какого свет не слышал.
Поднялся на лифте и тут же столкнулся с Гелас. Роскошные черные волосы собраны в тяжелый узел на затылке. И на шпильках. На улице полметра снега, а она на шпильках. Переобувается, конечно.
