– Пурциладзе, на левый фланг. Отделение, огонь!
Поздно. Мы успели дать буквально по паре выстрелов или одной короткой очереди, а противник был уже здесь. На меня прыгнули сразу двое, что оказалось удачно. Стараясь не свалить друг друга, они невольно дали мне бить их по-одному. Первым получил очередь в живот чересчур подвижный голубоглазый парень с погонами унтер-офицера. Уж очень он правильно спрыгнул. Да ещё эти значки. На груди венок с орлом в верхней части и винтовкой со штыком по диагонали. А на рукаве щит с надписью «Нарвик».
Второй был крепче, но медлительнее. Я успел нажать на курок, понять, что выстрела нет, отбросить автомат и выхватить пистолет, а он только укрепился двумя ногами на дне траншеи и начал заносить надо мной винтовку. Вот дурак! Это кто же в такой тесноте пытается прикладом бить? Я всадил ему пулю в лоб и прижался к стенке, давая телу упасть. Вот тут меня и подловили. Кто-то, стоящий на бруствере, ударил меня сверху. И опять прикладом. Они там что, новички все?
Хотя надо признать, что от удара я сел на дно траншеи. Развернулся на корточках, но выстрелить не успел, выскочивший, как чёртик из табакерки, Корда принял пехотинца на штык «Маузера» и вместе с винтовкой перекинул на другую сторону. Потом наклонился ко мне.
– Товарищ лейтенант, вы в порядке?
Нашёл время нянчиться! Я дважды выстрелил в немца с гранатой в руке. Он свалился возле окопа, через несколько секунд раздался взрыв.
– Я в порядке, Корда. Вернись направо!
– Есть!
Ординарец радостно заулыбался, перехватил пулемёт поудобнее и бросился внутрь НП. Раздалась очередь, вопли на немецком. Всё-таки эта двухметровая нянька меня умиляет. Это ж надо, с той стороны укрытия прибежал сюда, подхватил у убитого немца винтовку, заколол другого немца, и всё чтобы уберечь любимого командира. Вот с чего он ко мне за трое суток так привязался?
В траншее шла свалка. Здесь непонятно почему дрались молча. Били штыками, ножами, сапёрными лопатками. Раздавались выстрелы, преимущественно из СКС, они чуть компактнее и давали возможность вести огонь в тесноте окопа. Несмотря на подавляющее численное превосходство солдат вермахта, мои ребята держались. Держались хорошо. Как-то незаметно они разбились на двойки и тройки, прикрывая друг другу спины и валя фрицев.
Я расстрелял оставшиеся пять патронов, спрятал «ТТ», подобрал и проверил автомат. Там патрон заклинило: я сам дурак, нельзя «шмайсер» за магазин держать, только за горловину. Перезарядил, прошёл чуть дальше по траншее. Пурциладзе и его бойцы держались. А я развернулся и бросился назад, через НП к Корде. Только сейчас я понял, что на той стороне он остался один. Выскочив снова в траншею, обалдел. На прямом участке в восемь метров сидели на дне десятка два немцев. На моих глазах сверху спрыгнул ещё один и замер, как суслик перед змеёй.
В шаге от меня сидел по-турецки мой ординарец. Перед ним стоял на четвереньках вполне живой, но совершенно очумелый фриц. Стоял абсолютно неподвижно, хотя пот с него лил градом. На спине у фрица стоял пулемёт. А Корда небрежно помахал рукой свеженькому пленному – садись, мол, и подтвердил предложение лёгким движением ствола. Немец послушно сел. Мой боец сделал движение плечами, будто что-то снимая. Фриц понял и начал послушно освобождаться от амуниции.
– Владимир Семёнович, ты чем это тут занимаешься?
Я присел у него за спиной, разглядывая немцев. А они старались даже не дышать. Причину, как мне показалось, я увидел – на дне траншеи лежали три трупа. У каждого во лбу дыра. Точнее вместо лба: с такого расстояния пуля из МГ – это сильно. Только чего это они всё на спину своего камрада косятся? Посмотрел. Проникся! На спине у немца лежали четыре лимонки. А рядом с ними стояла противотанковая граната. И всё бы ничего, только вот колец у лимонок не было. И лежали они так, что любое шевеление – и бабах! Ясно, почему фрицев так нахлобучило.
– Владимир Семёнович, а вдруг фриц чихнёт? Или руки у него задрожат с перепугу? Мы ж тут все летать научимся!
– Та не, товарищ лейтенант. Это ж так, для виду. Гранаты учебные, я их для командира взвода в сидоре таскал. Так и лежали неделю или две. А тут пригодились.
– И на кой тебе сдались эти пленные? А пуще того, если кто сверху пальнёт или сзади?
– А некому. Я часть пострелял, парни из «станкача» пару очередей дали. А остальные на ту сторону наблюдательного пункта попрыгали. А там вы. А пленные – так случайно получилось. Я вот этому, что на четвереньках, кулаком дал по темечку. Он поплыл, а тут их сразу человек пять в окоп свалились. Ну, я его на карачки поставил, пулемёт сверху кинул и поверх голов пальнул.
Точно, эту очередь я слышал, она мне об ординарце и напомнила.
– Четверо сразу сели, а один ко мне кинулся. Я ему в лоб выстрелил. Вон тот, с галунами на рукаве. Потом ещё двое к нам свалились. Я и их посадил. А тут этот, – он кивнул на коленопреклонённого немца, – дёргаться начал. Вот мне в голову и пришло. Я гранату вынул, ему под нос сунул и кольцо долой. Они и замерли. Так вот и получилось.
Да, такое кому расскажи – не поверят. С другой стороны, в то, что человек может на руках перетащить пулемёт весом 70 килограммов, тоже никто не поверит. И хрен с ним, я-то это вижу своими глазами! В тылу раздалась стрельба, фрицы встрепенулись, но Корда махнул на них рукой, неторопливо так, с ленцой, и они снова скисли. Я выглянул из траншеи.
Та группа немцев, которая пошла в обход, атаковала. В траншеях всё ещё шла свалка, но до тыловой позиции немцы так и не дошли. Так что находящиеся там бойцы, переживающие своё вынужденное бездействие, встретили нападавших со всем «гостеприимством». Немцы залегли и начали поливать траншеи из пулемётов. К нам в тыл вышел взвод. Это если судить по плотности огня и количеству пулемётов. По штату их один на отделение, а по нам било четыре штуки.
Ощутив поддержку, немцы активизировались. Те, кто засел в захваченных участках траншей, и те, что залегли перед ними, снова полезли вперёд. Опять началась стрельба, раздались крики. А потом позади немцев появился танк. Серая туша вынырнула со стороны ДОТа, и противник с дружным рёвом поднялся в решительную атаку. Танк на секунду замер и полоснул из пулемётов по… фрицам.
Дал одну очередь, вторую… Развернулся и попёр на залёгшую цепь. На борту ярко выделялась красная звезда. Я оглянулся. Стоящие на ногах радостные немцы перед Кордой на глазах серели и тихо опускались на дно траншеи. Мой ординарец, не сменивший позы, лениво погрозил им пальцем. Позади снова раздался треск пулемёта – и вдруг наступила тишина.
Я снова выглянул. На всей позиции немцы вставали, бросали оружие и поднимали руки. Те, что подошли с тыла последними, направлялись к нашим окопам. Оружия у них не было. Танк фыркнул и пополз следом, как пастух, подгоняющий отару овец. Я положил руку на плечо Корде.
– Всё, Владимир Семёнович, выгоняй их наверх. Насиделись.
Мой ординарец приподнял пулемёт и качнул стволом вверх. Немцы поняли, стали подниматься на ноги и вылезать на бруствер. Когда в траншее остались только мы и наш «столик», Корда смущённо попросил:
