– Это же ложь несусветная, стерва! Не воровала я и не крала ни у Томаса Внутряха, ни у кого другого. Стерва! Ты тайком напивалась в укромном уголке у Пядара Трактирщика! Пила тайком!.. Пила тайком! Не верь ей, Доти! Не верь ей!..
Эй, Муред… Муред… Эгей, Муред… Ты слыхала, что эта стерва, Нора Шонинь, обо мне сказала? Я лопну! Я лопну! Лопну!..
Интерлюдия номер четыре
Грязь измельченная
1
Я Труба Кладбищенская. Пусть услышат голос мой. Он должен быть услышан…
Здесь, на кладбище, призрак Нечувствия оскверняет гробы, выкорчевывает тела и месит тесто распадающейся плоти для хладной печи земли. Его ничуть не заботит ни закатный румянец щек, ни белизна лица, ни жемчужный блеск зубов, что составляют гордость девы. Ни крепкие члены или проворные ноги, что составляют гордость юноши. Ни язык, что увлекал толпы чарами слов и сладостным ритмом. Ни чело, что познало лавровый венок триумфа. Ни мозг, что некогда был путеводной звездой для каждого мореплавателя “в открытом море высокой науки”… Ибо они лишь лакомые кусочки свадебного пирога, что печет он для своей семьи и помощников: мухи, личинки, червя…
Там, на земле, комочки нежной пушицы на каждой болотной кочке. Таволга – божественный лекарь любого луга. Подлётки чайки осторожно метут мягкими крыльями по нагому берегу. Беззаботный голос дитяти громко звучит в горделивом росте плюща на щипце, в хвастливом ветвлении колючих кустов в живой изгороди и в спасительной кровле деревьев в роще. И задорная песня коровницы на закате доносится с дальнего берега, словно веселая музыка вновь обретенного счастья в Золотом Краю…
Но хлопья пены по краям бурлящего потока закручиваются в узких рукавах реки, покуда не становятся грязью. Бледные стебли высохшей горной травы на продуваемом насквозь торфянике уносятся в затерянные овраги по воле ветра. Безнадежно брюзжит пчела, держа путь в свой улей с полей наперстянки, где истощились запасы меда. Ласточка приглаживает перья на коньке амбара, и в трелях ее эхом отражается одиночество вихря, что воет на покинутых просторах пустыни. Рябина гнется на иссушающем ветру…
Ноги скорохода наливаются тяжестью, посвист пастушка хрипнет, и жнец откладывает серп в прокосе, что еще не сжат…
Жизнь платит свою дань кладбищу…
Я Труба Кладбищенская. Пусть услышат голос мой! Он должен быть услышан…
2
… Что же это? Еще одно тело, батюшки! Жена моего сына, не иначе! Ее легко узнать… И гроб-то какой у нее дешевый. Если ты и вправду жена моего сына…
Бридь Терри! Быть не может. Тебе давно уже пора здесь оказаться. И дрожь тебя пробивала, и мокрота отходила, и с сердцем перебои, как я припоминаю… В очаг упала, говоришь… И у тебя не хватило сил самой оттуда выбраться. Солоно тебе пришлось, бедняжке…
Послушай-ка вот что!.. Ну ты же не за новостями сюда явилась, Бридь? Да что ты говоришь-то… А! Покоя ты хочешь! Уж этого тут все хотят, стоит сюда попасть…
Ты слыхала, что надо мной скоро крест поставят, Бридь? Что уже договорились. Только когда? Через две недели? Через месяц… Не знаешь? Сказать по правде, Бридь, не часто ты много чего и знала хоть о чем-нибудь…
Понимаю. Да ты уже сказала, что упала в очаг… И не оставили никого, чтоб за тобой приглядеть! Вот только этого им еще и не хватало! За такой паразиткой, как ты. Да ничего в этом обидного, Бридь. Ну, теперь-то уж тебе полегчает. Здесь-то ты не упадешь. А если и упадешь, то падать тебе недалеко…
Послушай-ка, Бридь… Вот что, Бридь, веди себя пристойно и не строй из себя Шониня Лиама, этот уж все кладбище измучил, с тех пор как пришел сюда с рассказами про свое паршивое старое сердце… Жена моего сына все хворает, говоришь… И у нее еще один малыш! Это правда?.. И это ее не доконало! Вот ведь чудо чудное. Только новых родов она точно не переживет. Могу поспорить с тобой на что хочешь, Бридь, она обязательно окажется здесь после следующих же родов… И это девочка… Божечки, Бридь… Норой они ее назвали… Назвать в честь Норы Грязные Ноги! Ведь пользуется тем, что меня в живых нет!..
Жена моего сына и Кать Меньшая без конца собачатся друг с другом… Космы друг другу выдирают, говоришь! Ай-яй-яй, надо же! Вот оно как, Бридь! А ведь никто не верил. Как скверно эта засранка со мной обращалась, с тех пор как водворилась к нам в дом на мою голову с этого самого Паршивого Поля! Что за чай она мне подавала! А постельное белье у меня было только то, что я сама себе стирала! Теперь-то весь свой норов ей придется показывать кому другому, раз уж случилось так, что меня нет в живых, Бридь. Ну ничего, Кать Меньшая ей не девочка для битья, это я точно тебе говорю…
Будет суд, говоришь? Ох, душа моя грешная, и разговоры теперь пойдут, и споры, и расходы… Это Кать Меньшая тебе сказала? Сказала, что всю одежду Майринь для колледжа купили в Ярком городе у Джека Дешевки! Значит, жена моего сына и вполовину на это не потратилась как следует. Ну да откуда Кать Меньшой про это знать, если у нее у самой ничего нету, кроме длинного языка?
А даже если и так, то какое ей дело? Совсем у ней стыда не осталось – отпускать замечания бедной девочке, которая пошла в колледж. Долгонько пришлось бы ждать, пока кто-нибудь из ее рода стал бы школьной учительницей. Закон до нее доберется, вот увидишь! Надеюсь, у Патрика хватит ума нанять против нее Мануса Законника. Уж этот-то парень сидр из нее выжмет… Покоя ты хочешь, говоришь. Так ведь всем нам только он и нужен! Да не в то место ты пришла искать покоя, Бридь… Значит, вся картошка, которую мой Патрик посадил в этом году, это на Репном поле? Да что же это, там и двух грядок не разобьешь… А у Нель два луга под картошку!.. Ну да, Бридь, там, конечно, просторные два поля, но им таких участков и семи не хватит, как ты понимаешь… Что ты там последнее сказала, Бридь? Да хватит уже вспоминать, как ты упала в огонь, очнись да прекрати бормотать без толку… Что ты говоришь про сына Нель?.. Как огурчик, говоришь… А … Случайной работой перебивается, да?.. Божечки! Я уж думала, если верить Шониню Лиаму, то больше он и дня не проработает!..
Его вылечили на источниках святой Ины! Да что ты! Его зараза мать будто знала, куда посылать лечиться! Она и собственную судьбу видит, зараза! Но я бы ни за что на свете не поверила, что его на источниках святой Ины вылечили. Да и что на этих источниках хоть какое-то лечение есть, я бы тоже не поверила. Жена моего сына себе все коленные чашечки стерла в паломничествах. Да нет ни одного источника, от колодца у нашего собственного дома до Колодца на краю света
[70], где бы она не побывала, да что-то не шибко ей помогает. Вечно ей нездоровится. Следующие роды ей еще аукнутся, я тебе точно говорю.
И это лишь малая часть хитрого плана Нель – послать его к источнику святой Ины и сказать, будто его там вылечили. Эта зараза спелась со священником!.. Да Богу в душу тебя и твой источник святой Ины, Бридь! Нет, конечно. Вот именно, он самый. Священник. А то как же. Дал “Книгу святого Иоанна”
[71] ее сыну, вот так его и лечили, Бридь. А как же еще! Священник. И теперь кто-нибудь обязательно умрет вместо него, раз он лечился “Книгой святого Иоанна”. Смерть возьмет свое. Мы всегда это слышали… Иди ты к Богу в рай, Бридь. Уж конечно, не Нель уйдет вместо него. Немудрено, Бридь, что ты упала в очаг, раз ты такая бестолочь. Уж конечно, Нель ничего за это не грозит… Да и дочери Бриана Старшего тоже. И никому из их рода. Джек Мужик – вот кого они наметили спровадить. Уж будь уверена, она сказала священнику обречь его на смерть в обмен на излечение ее сына. Сохрани нас всех, Господи! У бедного Джека всегда жизнь была тяжелая с ней, заразой. Она о нем ни капельки не заботилась. Попомни, что я тебе говорю, Бридь: Джеку теперь назначен срок, и скоро ты его здесь увидишь. Только это не заботит ни Нель, ни Брианову дочку. Они ж за него кучу денег получат по страховке!..
