После обеда мы опять пошли в поле, и начал я его учить простым легким словам: “коса”, “трава”, “забор”, “кочет”, ну и всяким другим мелким словечкам вроде этих. День был очень жаркий, и языком он ворочал с трудом, так что слова ему туго давались. Высморкал он пару тягучих соплей и спрашивает меня, как сказать по-ирландски “пинта”.
“Пинта”, – говорю.
“Пинта”, – отвечает он и эдак мне кивает… Пошли мы вдвоем вдоль берега к дому Пядара Трактирщика. Заказал он две пинты. Идем назад в поле. Научил я его еще одному слову.
“Пинта”, – говорит.
“Пинта”, – отвечаю.
Пошли обратно. Еще две пинты. Потом назад в поле. Еще одному слову научил его. Вернулись. А потом обратно. Так весь день и ходили. Я его учил слову за пинту, а он мне ставил пинту за слово…
– …А я вот упал со стога овса…
– …Ты что ж это думаешь, меня в капусте нашли, я никогда фильмов, что ли, не видел?..
– Такой старик, как ты?
– Такой старик, как я? И что? Я же не всегда был старым.
– А красотища там какая! Я удивительные вещи видел. Дома большие, как у графа…
– Я видала замечательный крест. Наверно, сделан из Островного мрамора…
– А я видал много женщин в брюках…
– И блек-женщин…
– И культурных людей, и ночные клубы, и прогулки по причалам, и корабли с высокими мачтами, и моряков с кожей всех цветов. Оныст…
– И одного зловредного зудилу…
– И женщин с лукавыми улыбочками, как у Джуан Лавочницы, когда она отказывается продать тебе феги…
– И женщин с коварными намерениями, как дочь Пядара Трактирщика, которая поджидает бедного ни в чем не повинного клиента, чтоб сыграть с ним шутку в зале…
– Наверняка там можно увидеть прекрасного, большого жеребчика, честное слово…
– И футбольные матчи. Богом клянусь! Конканнан надрал бы задницу любому футболисту…
– А вот никаких бродячих водорослей в фильмах не увидишь…
– И двух кровельщиков на крыше по обе стороны…
– И крапивы, какая бывает в Баледонахи.
– И завшивленных пригорков, какие бывают в вашей деревне…
– А мне из всех из них больше всего понравилась Мэй Уэст. Если бы мне одолжили еще одну жизнь, я бы все отдал, чтоб только еще раз ее увидеть. Прекрасная была женщина. И жеребчиков содержала, я думаю. Мы с моим малым как-то вечером были в Ярком городе в вечер перед ярмаркой. Пропустили пару пинт.
“Ну, пока что, пожалуй, довольно, – говорю. – Если мы и дальше так будем, то, может статься, на жеребчика нам не хватит”.
“Но спать-то еще слишком рано, – говорит он. – Пойдем на фильму”.
“Я еще никогда на ней не был”, – говорю.
“И что с того? – говорит он. – Сегодня Мэй Уэст”.
“Ну ладно. Раз такое дело, я пойду”.
И пошли.
Выходит женщина. Красивая такая, большая. И давай мне улыбаться.
Ну, я ей тоже начал улыбаться.
“Это она?” – спрашиваю.
“Да ну что ты”, – говорит парень.
Сразу за ней вышла еще одна пышечка. Положила руку на бедро, вбок эдак склонилась и стала всем улыбаться. И все, кто там был, стали улыбаться ей.
“Вот это – она”, – говорит мой малый.
“Ты глянь! – говорю. – У такой бы очень хорошо вышло жеребчиков разводить. Как только стойло достроим, такому молодому парню, как ты, самое время найти себе славную девушку. Но, клянусь Воскресением Господним, с такими, как она, я бы тебе связываться не советовал. Насчет жеребчиков у нее хорошо пойдет, это правда, только…
“Только – что?.. ”
Потом вышел маленький мужичок, вроде того пузатенького хлыща, который приходил охотиться на птиц к Джеку Мужику, и стал говорить с обеими женщинами. Начал широко размахивать руками, а после явился еще один толстяк, вылитый джентльмен, что приезжал на рыбалку к Нель Падинь – лорд Коктон. Мэй Уэст что-то ему сказала – конечно, мой малый мне говорил, что именно, но я теперь уже ни в жизнь не припомню.
Маленький мужичок надул щеки, словно у него во рту воздушный шар, и уперся ладонями себе под ребра. Очень он был тучный, и все время задыхался. Должно быть, у него было слабое сердце, храни нас, Господи!..
– …Всего один раз, Кити. Вот когда я была на фильме. Я бы жизни не пожалела, чтоб еще раз такое посмотреть. Это было в то время, когда рожала моя дочь, – которая замужем в Ярком городе. А я неделю там провела, за ней присматривая. Она как раз приходила в себя после родов. Муж ее вернулся с работы, проглотил ужин и стал собираться.
“Что, Бридь Терри, – говорит он, – видала ты когда-нибудь картины?”
“Что за картины такие?” – спрашиваю.
“Ну, всевозможные картины, какие показывают в этом самом…”
“В храме?” – говорю.
“Ой, да нет же, – отвечает. – Картины”.
“Картины с Иисусом Христом и с Девой Марией, со святым Патриком и святым Иосифом?” – спрашиваю.
“Да нет же, – говорит он. – Дальние страны, дикие звери, всякие чудны́е люди”.
“Дальние страны, дикие звери, чудные люди, – говорю. – Я бы к ним и близко не подошла. Кто знает, что там, храни нас, Господи, от всяческой скверны!.. ”
“Разум у тебя деревенский, – говорит он и смеется надо мной. – Они же просто картины и никакого вреда тебе причинить не смогут”.
“Дикие звери и чудные люди, – говорю я. – Как знать, что может случиться”.
“А сегодня там будет картина про Америку”.
“Америка, – говорю. – Вот бы хорошо мне там увидеть Бридь и Норинь, дай им Бог здоровья! И Анну, Лиамову дочку.
“Ты там таких, как они, увидишь, – говорит. – Увидишь Америку”.
И правда – увидала. Такие чудеса! Как жалко, что никак не могу их описать! Проклятый огонь выжег мне весь разум! Но уверяю тебя, Кити, все было так ясно, будто я сидела прямо рядом с ними. Там была старушка, а у ней тряпка, которой она чистила дверь, а рожа такая, как бывает у Катрины Падинь, когда она увидит, что Нель и Джек Мужик идут домой с ярмарки мимо ее дома…
– Божечки!..
– И была комната, красивая, просторная, с раундтайблом – вроде того, на который ты, Кити, дала Катрине фунт, а она тебе так и не вернула…
– Подлая врунья!..
– И стоит на нем серебряный чайник – вроде того, что у Нель. А мужчина, весь в черных одеждах, только пуговицы золотые, отворяет дверь. Я сначала подумала, будто это Рыжий Полицейский, покуда не вспомнила, что они-то все в Америке. Тут заходит другой мужчина, и шапка на нем вроде тех, что бывают на почтальоне. И вот сам он и хозяин дома принялись друг с другом спорить. Тогда мужчина с золотыми пуговицами и этот бросились на хозяина дома и спустили его с лестницы. Я-то думала, что он себе все кости переломает, потому что там три или четыре пролета было. А потом его вышвырнули из дверей головой вперед, и он едва не опрокинул старушку. Кити, мне ее так жалко стало. У нее аж прямо голова кругом пошла.
