– На моих поминках было два бочонка…
– А на моих три…
– Точно, Катрина, на твоих поминках – три. Вот истинная правда, Катрина: целых три больших, солидных, и еще пара рюмочек волшебной водицы от Эмона с Верхнего Луга… Я сам хоть и старик, но сумел одолеть двенадцать кружек этого. Клянусь душой, Катрина, я бы и мечтать не стал столько выпить, кабы знал, что у меня слабое сердце. Сказал себе, Катрина, как только увидал эти реки портера: “Лучше было бы купить жеребчика, чем надираться с этими развеселыми харями…”
– Рожа кислая!..
– Вот там такие все и были. Кто-то начал путаться у всех под ногами. Пядар, сын Нель, упал на кровать, где тебя положили, Катрина. С его-то раненой ногой мог бы и не резвиться.
– Вот ведь грязный дармоед!
– Все бы ничего – пока сын Бридь Терри и сын Кити не принялись колошматить друг друга и не разломали раундтайбл, прежде чем их растащили…
– Божечки!..
– Я взялся их разнимать. Вот честное слово, кабы я знал, что у меня сердце…
– …Мне показалось, что тебя обрядили по-человечески, как полагается, если меня не подвели мои глаза…
– Видно, подвели тебя твои глаза, раз ты не заметил двух крестов у меня на груди…
– У меня на груди были два креста и скапулярий…
– Было там на мне что или не было, Кити, по крайней мере меня не одели в грязный саван, как Катрину…
– Божечки! Не верьте вы этой засранке…
– …У тебя был гроб от Плотничка с Паршивого Поля. Другой такой же он сколотил для Норы Шонинь, щелястый, как птичья клетка…
– Тебе и самой плотник гроб сработал…
– Если и сработал, то по крайней мере не халтурщик с Паршивого Поля, а настоящий плотник с обсвидетельством из Теха
[123]…
– На мой гроб ушло десять фунтов…
– Я-то думала, тебе достался один из тех, что за восемь фунтов: полцены гроба Катрины…
– Врешь, ведьма! Мне достался лучший гроб из мастерской Тайга!..
– А меня обряжала Кать Меньшая…
– И меня. А оплакивала меня Бидь Сорха…
– Ох и плохо же она тебя оплакала! У Бидь в горле будто пробка какая, и не рассасывается до седьмого стакана. И вот только тогда она принимается петь “Пусть Эрин запомнит”
[124]…
– Мне кажется, Катрину Падинь вообще не оплакивали, пока жена ее сына и Нель этим не озаботились…
– …На твой алтарь собрали всего шесть фунтов и одну крону…
– У меня было десять фунтов.
– Погоди-ка, я сейчас вспомню, сколько у меня было… двадцать по десять плюс девятнадцать – это сто девяносто, плюс двадцать, равняется двести десять шиллингов… Это значит десять фунтов десять шиллингов. Правильно, Учитель?..
– У Пядара Трактирщика был большой алтарь…
– И у Норы Шонинь…
– Чистая правда. На похоронах Норы Шонинь собрали много алтарных денег. На моих тоже собрали бы много, да никто про них не знал. Я же умер внезапно. Сердце, сохрани Господь… Если бы мне пришлось лежать прикованным к постели, с пролежнями…
– У меня точно набралось бы четырнадцать фунтов, не попадись среди них фальшивый шиллинг. На самом деле это были всего полпенса, которые кто-то обернул серебряной бумагой. Бриан Старший их заметил, когда расколотил копилку. Он сказал, что это Катрина Падинь их туда положила. Она кучу таких фальшивых шиллингов клала на алтари. Ей просто хотелось участвовать в каждом сборе, а средств не хватало, бедной женщине…
– Брехло лживое!..
– Я тебя прощаю, Катрина. Мне вообще было бы наплевать на таких людей, если б не священник. “Такие скоро будут класть мне на стол свои старые гнилые зубы”, – сказал он…
– Только и слышно было “Пол то” да “Пол сё” от тебя и от твоей дочери, Пядар Трактирщик, пока она играла в свои игры в зале со Знатным Ирландоведом. А когда пришло время положить шиллинг на мой алтарь, вы про Пола даже не вспомнили…
– Я связал Томашина, хотя выпил перед тем дважды по двадцать пинт да еще две. И после этого ни одна живая душа из этой семьи не явилась на мои похороны, а живут со мной в одной деревне. Еле-еле, с Божьей помощью, положили шиллинг на мой алтарь. Насморк у них у всех, говорят. Вот, значит, какая мне благодарность – притом что он даже хватался за топор. Можете себе представить, если бы его снова пришлось связывать?..
– А у меня больших похорон не было. Все жители Баледонахи уехали в Англию, и все люди с Паршивого Поля, и все люди с Сайвиной Обители…
– …А что ты скажешь про Катрину Падинь, Кити, которая носа не казала на порог моего дома с той самой минуты, как умер мой отец и его положили в гроб, – и это если учесть, сколько фунтов чая она у него выпила…
– Это ж было в те дни, когда она поехала к Манусу Законнику справиться насчет земли Томаса Внутряха…
– Ты слышал эту паразитку Бридь Терри и грязнуху Кити Печеную Картошку?..
– Мне три раза пришлось затыкать ладонью рот этому старому пердуну, когда он заводил “У сына Шона дочь была, здоровая, как мужик” на твоих похоронах, Куррин…
– А на наших похоронах был весь свет: и газетчики, и фотографы, и…
– Так ведь какой был повод! Вас же разорвало миной. А если бы вы нашли свою смерть в старой постели, как я, немного бы там было газетчиков…
– Bien de mond был на похоронах á moi. Приехал le Ministre de France из Дублина и возложил couronne mortuaire на мою могилу…
– На моих похоронах были представители Эмона де Валеры, а на гробу – трехцветное знамя…
– А на моих похоронах была телеграмма от Артура Гриффита, и залпом из винтовок стреляли над могилой…
– Ты лжец!
– Сам ты лжец! Я был старший лейтенант первой роты первого батальона первой бригады.
– Ты лжец!
– Спаси нас, Господи, на веки вечные! Как жаль, что они не отнесли мои бренные останки на восток от Яркого города…
– А на мои похороны приходил Старший Мясник из Яркого города. Он уважал меня, а его отец уважал моего отца. Он часто мне говорил, что уважает меня в память о том, что его отец уважал моего отца…
– А на мои похороны приходил доктор. Удивляться нечему, конечно. У моей сестры Кать двое сыновей докторами в Америке…
– Вот именно что! Удивляться вообще нечему. Стыд-то какой, если бы он вообще не пришел на твои похороны – после того как ты оставил у него столько денег за все эти годы. Лодыжка-то у тебя подворачивалась в любое время дня и ночи…
