– Старый Учитель, бедняга, с ума сходил из-за Учительницы. Разве ты не слышал, какая у него была манера – все время выглядывать в окно, когда он писал письма для Катрины!..
– Не довела она его до добра, эта самая Учительница, что ж он не мог бумагу для доля человеку заполнить как следует!..
– А я всегда получал восемь шиллингов. Рыжий Полицейский за меня все сделал…
– Так ведь и причина была важная: он валял твою дочку по крапивным пустошам Баледонахи…
– А меня вот вовсе лишили доля. Кто-то написал на меня, что у меня деньги лежат в банке…
– Благослови тебя Бог, сынок, некоторые завидуют, если у соседей хоть что-то становится лучше. Взять хотя бы сына Нель Падинь, который получал доль целый год – за то, что его земля оценивалась меньше чем в два фунта, а Катрина лишила его пособия…
– Он его не заслужил! Не заслужил он его! У него были деньги в банке, а он вдобавок постоянно получал пятнадцать шиллингов доля! То-то было радости заразе!..
– Клянусь душой, как говорится, вот у меня-то доль было большое…
– У тебя-то доль большое было, еще бы, Придорожник…
– Тебе же с любого шторма выгода, Придорожник. Любая заблудшая овечка – твоя…
– Все мелкие деревяшки, что сносило к берегу в Среднюю гавань, – твои…
– И бродячие водоросли…
– И торф…
– И крепления для крыши…
– И все, что валялось вокруг графского дома, непременно оказывалось у тебя…
– Разве не у тебя нашли деревянную ногу того черномазенького, который служил у графа? Я видал, как в ее бедре у тебя вывелся цыпленок, а из ступни ты сделал колпак для дымовой трубы Катрины…
– Даже Сестра Священника, которая всюду расхаживает в этих своих брюках и насвистывает, – и та оказалась у твоего сына…
– Ой, слышите, как Портной похваляется? А белый полотняный пиджак из домотканины мне сшил такой, что в нем можно автобус потерять…
– И штаны для Джека Мужика сшил такие, что ничьи ноги на свете туда просунуть невозможно, разве что ноги Томаса Внутряха…
– Бог накажет нас…
– Дьявол побери твою душу, голубушка, уж мои-то ноги туда проходят гладко, как по маслу…
– А вы будто не знали, что может получиться, если заказывать одежду у Портного из подлого рода Одноухих. Он ведь меня и зарезал!..
– Уж кто бы говорил, Плотничек с Паршивого Поля! Да разве Нору Шонинь не было видно всему свету в том гробу, что ты ей сколотил…
– Да она была первым человеком из грязноногого племени, которого вообще хоронили в гробу…
– Лучше б ей было остаться совсем без гроба, Катрина. Гроб-то весь был в щелях, как всякая печная труба, какую делал Придорожник…
– Да какие же трубы мне вам делать, коли вы мне не платите?..
– Я тебе заплатила…
– Конечно, ты-то мне заплатила, как говорится, но на каждого такого находятся четверо, какие не платят…
– И я тебе заплатил, жулик! Но от той трубы, что ты мне сделал, больше вреда, чем пользы…
– Ты-то мне заплатил, как говорится, только вот был в деревне еще один дом, где я делал трубу незадолго до этого, и оттуда с тех самых пор от моих денег ни ответа ни привета.
– Так почему ты мне так халтурно сложил трубу, жулик?..
– Ну я же сказал тебе сделать щетку для трубы…
– А я и сделал. И шуровал в этой трубе сверху и донизу. Только ты все равно схалтурил…
– Но я же не знал, как говорится, кто мне заплатит, а кто не заплатит. Вот пришла ко мне женщина из деревни. “К нам пожалует священник, – говорит она, – а труба всегда чадит при восточном ветре. Если подует восточный ветер в тот день, когда явится священник, мне же стыдно будет. У Нель-то труба при любом ветре тянет”. “Сделаю я тебе, чтоб она не чадила при восточном ветре, как говорится”, – сказал я. Переложил трубу сверху. “Теперь сама увидишь, – говорю. – Не будет она больше чадить при восточном ветре, как говорится. Я с тебя дорого не возьму, потому как ты мне соседка и все такое, как говорится. Фунт и пять шиллингов”. “Бог даст, в следующий ярмарочный день получишь”, – говорит она. Подошел ярмарочный день, но я не получил свои фунт и пять шиллингов. И ни черта больше я про свои деньги от Катрины не слыхал…
– Вот об этом я тебе и говорила, Доти, что Катрина никогда и ни за что не платила! Оныст!
– А с чего бы мне платить этому жулику Придорожнику за то, что он приладил несколько дощечек поверх трубы, чтоб намекнуть ветру, куда дуть! Хоть ветер был с запада, в доме и не продохнуть было в тот день, когда приехал священник. Раньше-то при западном ветре и ребенка могло снести от очага. А когда Придорожник закончил работу, при любом ветре, кроме восточного, едва вытягивало клуб дыма. Я обязалась ему заплатить, если труба будет тянуть при любом ветре, как у Нель. Но он к трубе больше не прикасался. Это Нель, зараза, дала ему на лапу…
– Ты права, Катрина. Придорожник может взять на лапу.
– И любой, кто крал мои водоросли.
– Правду сказать, Катрина, тут не Придорожник виноват, как бы он ни был плох, с этой твоей трубой, а Нель, которая взяла у священника “Книгу святого Иоанна”, чтоб свою трубу наладить…
– И напустила дым на Катрину, сговорившись с Брианом Старшим…
– Ой! Ой! Я лопну! Я лопну!
5
– …Я бы мог привлечь его по закону за то, что он меня отравил. “Выпей две ложечки из этой бутылки перед сном и еще утром натощак”, – сказал убийца. О, куда там натощак, только я лег в постель…
– Потыраны Господни, ты просто лег – и дух вон!..
– “Ха, – сказал он мне, как только увидел мой язык. – Кофей Джуан Лавочницы…”
– “У меня сроду не было ни боли, ни хвори, голуба”, – сказал я ему однажды, когда он сидел у Пядара Трактирщика. “Да пускай даже и не было, Томас Внутрях, – сказал он, – ты пьешь слишком много портера. Портер мужчине в твоем возрасте не на пользу. Тебе куда полезней полстаканчика виски”. “Дьявол побери твою душу, голуба, да разве не это самое я все время и пил до сих пор, – отвечаю. – Но теперь это для меня слишком мало и слишком дорого”. “Дочь Пядара Трактирщика даст тебе полстаканчика”, – сказал он. И действительно, принесла и дала мне все, что я просил, только начиная со второго стаканчика она драла с меня четыре пенса, а начиная с шестого – уже восемнадцать. Доктор, которого Нель привела из Яркого города, чтоб на меня взглянуть, сказал, что это виски укоротило мне жизнь, но сам-то я, как и Катрина Падинь, полагаю, что это священник…
– Бог накажет нас за все, что мы говорим о соседе нашем…
– А Старому Учителю он сказал так: “Ты слишком хорош для этой жизни”…
– Закрой рот, болтунишка…
