– Но паломничество не то же самое, что “Книга Иоанна”, Билли…
– Это я знаю, Катрина. Но разве “Книга святого Иоанна” не может тоже быть чудом? И если Богу угодно сохранить человеку жизнь, почему же он должен заставить другого принять смерть вместо него? Ну Катрина, соседка, ты же не думаешь, что Он может совершить ту же ошибку, что и почтовое отделение?..
– Потыраны Господни, разве не это говорил Бриан Старший…
– …“Так ты думаешь, это не Война двух иноземцев?” – говорю я…
– Проснись, человече…
– …Моя жена заполняла бумаги для Патрика, Катрина… Спокойней, Учитель! Спокойней!.. Ну хорошо, дорогой Учитель. Это была ваша жена… Терпение, Учитель! Терпение! Два пса…
– …Был такой день, Пядар Трактирщик, не отрицай…
– …Бумаги на дом, Катрина. Да Патрик строит новый дом под шиферной крышей! Да, Катрина, двухэтажный дом с эркерами, а на холме ветряную мельницу для освещения… Ты бы видела быка, что он купил у правительства, Катрина! – девяносто фунтов. Те, которые скот разводят, ему очень благодарны. Местные-то быки все никчемушные…
– Потыраны, это как Бриан Старший сказал: “С тех пор как Англия запретила де Валере торговать скотом, быки у нас стали робкие, как после избиения младенцев…”
– А еще он подумывает взять грузовик, чтобы перевозить торф. Такой очень пригодится на наших дорогах. Там вообще нет грузовиков, с тех пор как у Падиня отняли его машину… Пятьсот или шестьсот фунтов, соседка…
– Пятьсот-шестьсот фунтов! Чей угодно карман заскучает, если из него вынуть такую сумму, Билли. Это ведь почти столько же, сколько Нель тогда выиграла в суде…
– А его карман вовсе не скучал, Катрина, особенно с тех пор, как он получил наследство…
– Но ведь это Нель получила самый жирный кусок…
– Потыраны Господни, разве не говорил Бриан Старший, что Патрик Катрины будет видеть фунтовую банкноту не чаще, чем Томас Внутрях – каплю трудового пота у себя на лбу, или…
– Думаешь, Билли, если прольется ливень купюр, кто-нибудь из них подумает вернуть мне фунт, что я одолжила Катрине…
– Гузка шелудивая!
– …Дочь Почтмейстерши сказала мне… Спокойствие, Учитель!.. Это наглая ложь, Учитель… Я не вскрыл ни единого письма…
– …Не обращай внимания на его грубости, Нора. Ты же помнишь, что он был унтер-офицером при машине убийств
[200] … Я больше не собираюсь читать тебе “Закат солнца”, Нора. Сейчас я слишком занят своим новым замыслом. “Свиная луна”. Эту идею я почерпнул у Колли. Его дедушка смог проследить ветви своего родового древа до самой луны. Каждую ночь он проводил по три часа, созерцая луну, подобно нашим предкам. И как только восходил молодой месяц, ноздри его исторгали три сопли: одну золотую, одну серебряную и одну старинную гэльскую соплю…
– И она поведала мне, Катрина, что Баб сказала, будто ты самая любимая из всех ее сестер и ты бы осталась ей благодарна, кабы не померла раньше…
– Я из кожи вон лезла, Билли, но не смогла похоронить Нель раньше себя…
– Вот что, Катрина, соседка, быть может, все к лучшему. Патрик сказал мне и… Учительнице, что Нель оставила ему много разного, что ему по завещанию и не причиталось. Она взяла у него только половину полосы Томаса Внутряха – и, поверь мне, редко когда в воскресенье священник не читал службу за твою душу и душу Джека Мужика…
– За мою душу и душу Джека Мужика…
– И за Баб, и…
– …“Лучшее сравнение, которое я могу придумать для дочерей Падиня, – сказал он, – это два глупых щенка, которых я когда-то видел в Баледонахи. Они наблюдали, как мул бьется в предсмертных корчах. Один из них лаял, стараясь отогнать второго. В конце концов так извел себя лаем, что надорвался и сдох. Как только второй увидел, что весь мул теперь его, он взял и сбежал, оставив его дохлому…”
– Злится он, должно быть, что не поддел ту петлю себе на спицу! Он-то думал, что его семья выклянчит все наследство до крошечки!.. За мою душу…
– Честное слово, Катрина, соседка, ни сам он, ни его дочь вовсе не подлизывались к Нель так, как бывало…
– Ну и что… За мою душу и душу Джека Мужика…
– Он не знает, что ему делать, остаться или уйти, Катрина. Однажды его уже соборовали…
– Моложе его это не сделает! Он вдвое меня старше…
– Моя… Учительница заглянула его проведать. Как ты думаешь, что он передал мне через нее?..
– Полный рот желчи, если он не изменился… За мою душу…
– Мой дядюшка не принимал духовной помощи с тех пор, как я за ним ухаживала, или ты полагаешь, Билли, что он читает молитвы?..
– Потыраны, разве не это он сказал…
– Так вот что он сказал Учительнице: “Передай Билли Почтальону, – сказал он, – что если он поднимет паруса раньше меня, пусть скажет им всем, что я могу отчалить в любую минуту. Пусть скажет Тому Рыжику, что я прочищу ему кишки, если он пренебрежет моим советом…”
– Ни она, ни кто другой не нашли никакой пользы в моих речах, Билли. И еще позволь тебе сообщить, что и у могил есть уши…
– …“Пусть скажет Бертле Черноногу спеть пару строчек, как только узнает, что я уже в пути…”
– “Оро, о Майре, бровки да пряжечки…”
– “У сына Шона дочь была, здоровая, как мужик…”
– …“Пусть скажет ненасытному пивохлёбу Проглоту, что я задам ему соленой лозы за то, что его осел со старой тележкой вечно торчит в моем овсе, с тех пор как эта самая жена Куррина начала свое паломничество по судам…”
– Потыраны, Билли, заканчивай…
– …За мою душу и…
– Вот что он передал, соседка. А если и было что еще, то моя… Учительница мне этого не рассказывала…
– Потыраны Господни, вот что пользы человеку строить из себя Тома Рыжика! Уж коли быть сваре, то ее не миновать. “И скажи моей любезной Катрине, – сказал он, – что им пришлось посылать за пожарной командой с длинными шлангами, чтобы остудить меня после тех ожогов, что я получил от гейзера в Дублине, так что ее кипятка я больше не боюсь…”
– Божечки! Божечки! Бертла Черноног! Дорогой мой Билли! Как знать, не положат ли ко мне сверху этого мерзкого зудилу… Гундосого, сутулого… О Билли, дружок ты мой, не верю я, что он мылся в Дублине! Его положить рядом со мной! Уй! Уй! Комната… Ухмылка … “А Бриана Старшего мы оставим тебе, Катрина…” О Билли, я лопну, я лопну, я лопну…
– Ничего страшного, Катрина, соседка, все будет замечательно.
