Может быть, Морковский – мой прекрасный принц?
Морковский бросился мыть за собой чашку и разбил к счастью мою любимую фарфоровую баночку, в которой я держу растворимый кофе, специально, чтобы думать, что это не растворимый кофе, а молотый.
Морковский долго-долго переминался в прихожей, даже дольше Ольгиной мамы Софьи Борисовны. Два раза сказал «до свидания», но не ушел.
– Может быть… если вы? Конечно, вы заняты, но если вдруг вы когда-нибудь свободны? В какой-нибудь день? Мы пойдем в театр? И Мурочка, конечно, тоже, если, конечно… Только вот с кем оставить вашего милого котика? И собачку? Или вы с Мурочкой вдвоем сходите, а я с ними посижу?
– Конечно, мы свободны, конечно, пойдем в театр, – сказала я.
– Ой! Спаси-ибо, – прошелестел Морковский, выдвинув голову как черепаха из панциря, и боком двинулся к двери.
– Открой! – раздался жуткий рык из-за двери.
Морковский испуганно дернулся назад:
– Позвоним в милицию? Хулиганы?
Это были не хулиганы, а всего лишь Ирка-хомяк. Посмотрела на Морковского недоумевающе, как крупная форма жизни, вроде птеродактиля, на мелкую форму жизни, вроде кузнечика. Морковский сразу же засобирался и ушел домой – наверное, испугался такой крупной и шумной формы жизни.
– Это у вас что? – спросила Ирка, кивнув вслед Морковскому.
– Сама ты «что», – огрызнулась Мурка. – Это не «что», а наш новый милый друг.
Мы пошли на кухню.
– А вы могли бы полюбить человека ростом с Морковского? – поинтересовалась Мура.
– Сейчас есть такие методики, которые увеличивают рост, – задумчиво сказала Ирка-хомяк. – А если так, без применения методики, то нет.
– Дура ты, Мура, и ты, Ирка, не лучше, – сказала я. – Наполеон был значительно ниже Морковского и даже ниже меня. Он вообще был сто сорок два сантиметра. Не помню точно. А я очень даже могла бы его полюбить! У Морковского такая психофизика, ну и что? Тебе нравится, что он такой милый, добрый, застенчивый?
– А если бы он был двухметрового роста, он легко мог бы быть шумным, наглым верзилой, – понятливо подхватила Мура.
– Вот то-то и оно. Та любовь, про которую вы говорите, это ерунда, любовь-морковь. А настоящее чувство не измеряют сантиметром, тем более Морковский выше меня. Немного, но выше.
– Я буду его звать Любовь-Морковский, – задумчиво сказала Мура.
– Девочки, у меня ужас, – сказала Ирка, схватила кусок шоколадного торта и откусила. – Вы ничего не замечаете? Смотрите внимательно, как я кусаю.
Она кусала еще и еще, довольно быстро укусала весь торт и потянулась за последним куском.
– По-моему, ты неплохо кусаешь, – сказала Мура, отбирая у Ирки торт. – А что? Ты собираешься участвовать в конкурсе на самое быстрое кусание шоколадного торта? У тебя неплохие шансы.
– Мура, кто из нас будущий стоматолог, ты или я? – склочно сказала Ирка. – У меня неправильное расположение зубов, вот что! Мне необходимы брекеты. Брекеты нужно носить минимум полгода, поэтому не будем терять время. Быстро веди меня к врачу.
Я твердо сказала Ирке – сама пойдешь как миленькая. У меня завтра три лекции.
Перед сном испытывала большой душевный подъем: Международный день Восьмое марта прошел, скромно выражаясь, не без успеха.
А ведь этот день начинался так ужасно. Всеобщая праздничная суета вокруг брошек и яйцеварок чуть не довела меня до зависти и комплекса неполноценности. Зато теперь, когда у меня есть открытка с целующимися медвежатами, я уже не испытываю зависти и не чувствую себя обделенной. Единственное, что я сейчас чувствую, – это глубокую благодарность к директору, главному бухгалтеру и всем продавцам универсама.
9 марта, вторник
Ирка-хомяк отличается крайним упорством, как все хомяки, – я случайно знаю их повадки, потому что у Муры когда-то давно жил один хомяк.
Ирка поджидала меня после лекций у моей машины.
Ну и что, что Ирка-хомяк принципиально не ходит к зубным врачам одна? Ну и что, что когда-то в школе она упала в обморок при виде бормашины на обязательном диспансерном обследовании? Ну и что, что в советское время нас обследовали насильно, и только завоевания демократии дали Ирке возможность годами не ходить к зубному врачу?
Всё это не означает, что я должна сама нанести себе психологическую травму и встречаться с Екатериной Андреевной.
Вообще-то, если честно, кто-то не самый лучший во мне очень хотел нанести себе психологическую травму, разбередить свои раны и пошло любопытничать. Этот кто-то хотел понять (как будто это можно понять), как у нее с Андреем, хотел посмотреть – а может, она пополнела или у нее вырос нос, как у Буратино, или еще что-нибудь… Да, это гадко, но если осознаешь свои недостатки, значит, ты не безнадежен и есть шанс, что в следующий раз вместо того, чтобы смотреть на Екатерину Андреевну, ты пойдешь домой и почитаешь про духовное самосовершенствование.
Я не скажу Ирке, что Екатерина Андреевна – девушка Андрея, чтобы она не испытывала недоверия, а относилась к ней, как отношусь я, – просто как к лечащему врачу.
Пришлось смириться. Ничего не поделаешь, так иногда случается: жизнь сводит и сводит с одним человеком, словно имеет в виду что-то инфернальное, типа знака звезд или зова судьбы. В общем, звезды легли так, что мы с Иркой-хомяком пришли в стоматологию «Тара».
Екатерина Андреевна осмотрела Ирку и меня. У Ирки все в порядке, и она отправила ее к врачу, который занимается брекетами, а у меня не все в порядке.
– У вас пульпитик, – сказала она.
Все ясно – думает, что я умственно отсталая и со мной нужно общаться в уменьшительно-ласкательной форме.
Странно, никогда прежде у меня не было проблем с зубами. Не думаю, что все так просто и у меня обычный пульпитик, то есть пульпит. Скорее, это что-то подсознательное, например, желание быть ближе к Андрею через бормашину Екатерины Андреевны.
Закончив лечение пульпитика, Екатерина Андреевна как-то замялась. Оказалось, она дает мне скидку на лечение пульпитика, самую большую скидку как члену семьи.
Если бы я была персонажем мыльной оперы, я бы решила, что она как-нибудь узнала про нас с Андреем и считает меня членом их семьи, и из этого получилось бы недоразумений серий на шесть.
– Вы не могли бы уделить мне немного времени? – нерешительно спросила Екатерина Андреевна и покосилась на свою медсестру. – Давайте выйдем из кабинета.
А вот если бы я была персонажем ужастика, я бы решила, что она хочет меня съесть, так, чтобы не видела медсестра. Или еще что-нибудь совсем экзотическое, например, пригласить меня к себе в гости и там съесть.
Ну а так я, конечно, сразу же поняла, в чем дело. Она хочет использовать мои профессиональные знания и навыки, вот и все. Иначе говоря, проконсультироваться. Она же знает, что я психолог, – еще с тех пор, как я рыдала у нее в кресле.
