Я же пыталась вдохнуть жизнь в маленький катерок, пришвартованный у пристани рядом с домом. На нем был установлен одноцилиндровый двигатель «Мамфорд». С таким я еще никогда не возилась, так что было весело.
Утром за день до отъезда катерок был готов к плаванию. Я развела огонь в топке, и после обеда мы отправились в путь. Погода была восхитительная, светило солнце, с моря дул свежий ветер. Я направила лодку на юг, и мы обогнули фарол-ду-Бужиу, маяк посередине широкого устья Тежу. Ана сидела на носу, подставив лицо солнцу, и ветер трепал ее волосы. Синьор Фидардо был молчалив и бледен. Полагаю, его немного укачивало.
Впрочем, я тоже не могла вполне насладиться прогулкой. Странно было снова выйти в море без Старшого.
~
Летняя жара постепенно отпускала. По вечерам в черном небе над городом висела круглая и большая сентябрьская луна. Прошло четыре месяца с тех пор, как сеньор Баптишта начал раздавать в «Пеликану» наши объявления. Почти все разошлось по азиатским портам – осталось всего несколько сотен листочков.
По вечерам, когда Ана засыпала, я прокрадывалась на лестницу и смотрела на Руа-де-Сан-Томе. Я делала это вот уже два месяца. Я представляла, что однажды увижу Альфонса Морру, как он стоит в темноте между фонарями и глядит на наш дом.
Это все больше и больше напоминало сон – казалось, в жизни такого никогда не случится.
Глава 26
Виконт
Виконт Оливейра – один из самых богатых аристократов Лиссабона. А еще он выдающийся знаток музыки и директор самого большого и замечательного театра в Португалии – лиссабонской оперы Сан-Карлуш.
Хотя, пожалуй, еще больше он прославился своими бакенбардами – самыми пышными на Пиренейском полуострове. Поэтому многие сразу узнали его, когда субботним вечером в октябре он неожиданно появился в «Тамаринде». До него, разумеется, дошли слухи об Анином голосе. Потому что вообще-то таких знатных людей редко встретишь в обшарпанных ресторанчиках Алфамы.
Виконт был настолько поражен Аниным пением, что не раздумывая предложил ей устроить сольный концерт в Сан-Карлуш. Ана подумала, что виконт шутит. Разве можно такое сказать всерьез?
– Спасибо, не откажусь, – рассмеявшись, ответила она. – Звучит неплохо.
Но виконт Оливейра не шутил. Ана поняла это только через несколько дней, когда получила приглашение приехать в Сан-Карлуш и репетировать на большой сцене.
Прочитав письмо, она побледнела.
– Господи, как мне теперь из этого выпутаться? – горестно воскликнула она.
Синьор Фидардо серьезно посмотрел на нее.
– В Сан-Карлуш мировая акустика, – сказал он. – Мало кому выпадает шанс репетировать на этой сцене. Я считаю, ты должна согласиться. А выступать всегда успеешь отказаться, если не передумаешь.
На следующее утро виконт лично приехал за Аной. Садясь в машину, Ана была сосредоточенна и бледна. Спустя много часов она вернулась. Щеки ее горели, глаза светились.
– Жаль, тебя со мной не было, – сказала она мне. – Акустика там действительно потрясающая. Каждый звук парил в воздухе, как на крыльях ангела! Наверное, все-таки хорошо, что я согласилась дать этот концерт…
~
Виконт Оливейра хотел, чтобы Ане аккомпанировали несколько избранных музыкантов из симфонического оркестра театра. Но Ана попросила, чтобы с ней играли три гитариста из «Тамаринда». Это было ее единственное требование, и виконт легко согласился.
Концерт назначили на конец ноября. Газеты начали писать о нем аж за несколько недель. Никогда еще ни одна фадистка не выступала в лучшем театре Португалии. В Алфаме все гордились Аной. Когда она по вечерам возвращалась с работы, местные ребятишки поджидали ее у наших дверей и умоляли что-нибудь спеть. Она, конечно же, соглашалась.
Директор Сантуш тоже был горд за Ану. Подумать только, его работница будет петь в Сан-Карлуш! Чтобы она могла репетировать, он разрешил ей по утрам не приходить на фабрику до самого дня выступления. Но Ана все равно продолжала работать. Она знала свои песни, и репетировать ей было не нужно. К тому же, сидя дома без дела, она только понапрасну нервничала.
Но больше всех гордился синьор Фидардо. Хотя виду не подавал. Он просто стал немного спокойнее и веселее, чем обычно.
– Подумаешь, чего тут такого, – объяснял он мне. – Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет.
Билеты на концерт Аны в Сан-Карлуш раскупили за два дня. В Алфаме многие, конечно, хотели пойти, но дешевых билетов на последний балкон было мало, к тому же они почти сразу кончились. Билеты в партер и на другие балконы простые люди позволить себе не могли. К счастью, виконт дал Ане несколько пригласительных билетов, и лучшие места она приберегла для нас с синьором Фидардо.
~
Спокойствия синьора Фидардо хватило ненадолго. За неделю до концерта он вдруг решил, что его фрак чересчур старомоден, и в страшной спешке заказал у местного портного новый. В Сан-Карлуш мужчинам полагалось быть во фраке. Каждый день синьор Фидардо наведывался в ателье посмотреть, как продвигается работа, и удостовериться, что портной не халтурит.
В чем я пойду на концерт, было не очень понятно. Мой синий рабочий комбинезон явно не годился, другой же одежды у меня не было. Но Ана решила эту проблему. За несколько дней до выступления она побывала в большой театральной костюмерной и подобрала себе красивое бирюзовое платье, а мне – чудной цветастый наряд.
– Это костюм из оперы Моцарта «Похищение из сераля», – восторженно рассказала Ана. – Думаю, он тебе подойдет, если немного подвернуть штанины.
Я чувствовала себя ужасно глупо в этом ярком костюме с пышными рукавами и воротником, расшитым стеклярусом. Но выбирать мне было не из чего, поэтому я сделала вид, что довольна.
И вот наконец великий день настал. После полудня за Аной приехала машина и отвезла ее в Сан-Карлуш. Ана и ее гитаристы должны были последний раз порепетировать перед концертом. Примерно через два часа мы с синьором Фидардо доехали на трамвае до Байши, а оттуда поднялись на лифте Санта-Жушта к фешенебельным кварталам Шиаду. Смеркалось, было тепло и безоблачно. Когда мы подошли к театру, зажглись газовые фонари. На улице перед входом толпились люди. Подъезжали и отъезжали такси.
По широкой парадной лестнице поднимались люди в черных фраках и вечерних платьях, переливающихся всеми цветами радуги. Швейцары в красных мундирах придерживали двери и низко кланялись гостям. Такого великолепия я и представить себе не могла. Синьор Фидардо, видимо, почувствовал, что я немного волнуюсь. Он взял меня за руку, и мы тоже шагнули на лестницу.
В фойе подавали шампанское. Меж высоких мраморных колонн витал тяжелый аромат дорогих духов, под хрустальными люстрами и золоченой лепниной на потолках вились кольца табачного дыма. Синьор Фидардо стоял с прямой спиной, изящно зажав бокал большим и указательным пальцами. Ему явно нравилось происходящее, и он чувствовал себя в своей тарелке. Я же – нет. Странное платье жало и кололось. К тому же во всей этой роскоши было что-то угрожающее. Я думала о Ане – как она чувствует себя сейчас?
