– В чем дело?
– Ни в чем. Просто проверила. – Я выпрямляюсь и стряхиваю пепел с рук. – Давай сначала посмотрим библиотеку.
Кай следует за мной до самого входа. У двойных дверей я останавливаюсь и прикладываю дробовик к плечу.
– Открывай двери, – говорю я.
– Я?
– Разумеется. Только у меня есть оружие. Поэтому ты открываешь двери.
Он недовольно молчит, но делает шаг вперед – причем достаточно умно, избегая линии моего огня. Возле дверей он берется за ручку и дергает одну из створок на себя. Дверь распахивается. Я жду, готовая стрелять во все, что оттуда выпрыгнет. Но ничего не происходит, и я захожу внутрь.
В библиотеке никого нет. Такое впечатление, что она стоит пустой уже давным-давно. Широко распахнутый вход оформлен в фирменных коричнево-серых тонах. Генератор, разумеется, не работает. Единственное имеющееся освещение просачивается через окна и световой люк на потолке с тускло-водянистым стеклом. Пыль, занесенная из пустыни, покрывает верхние полки стеллажей высотой до плеч. Еще больше пыли осело на переплетах книг. У входа стоят подшивки периодических изданий: журнал «Коренные народы», «Вестник Смитсоновского института», а также старинные сборники специальных докладов «Индейские земли» – все с датами публикации до прихода Большой Воды.
По спине ползут мурашки от неприятного предчувствия. Я никогда не проводила в библиотеках много времени – даже когда была ребенком, – а теперь это место напоминает больше гробницу, чем что-либо другое.
– Куда нам надо? – спрашиваю я, и мой голос отражается от потолка эхом, как от свода пещеры.
Взгляд Кая блуждает по пыльным рядам стеллажей и длинным пустым столам.
– В архив, – отвечает он. – Кто знает, может, мы найдем там даже материалы, над которыми работал мой отец.
– Легенды о чудовищах?
– Ну не только их. Это устные истории. Воспоминания стариков о жизни, о времени, проведенном в школах-интернатах, рассказы их родителей, переживших «Долгий Путь». На самом деле там собрано все, чем они готовы были поделиться. Ученые навахо боялись, что мы навсегда потеряем наши исконные знания, когда старики уйдут. Возможно, если бы они знали, что Соединенные Штаты потерпят крах и сгорят, а Динета станет одним из последних обитаемых мест на континенте, они бы не стали так переживать. Но никто не может предвидеть все.
– Многие предвидели. Большую Воду, я имею в виду.
– Разумеется. Но не в таком масштабе. – Он ведет нас по длинному коридору, стены которого через равные промежутки увешаны плакатами: «Ходьба для диабетиков, 2030 г.», «Краун-Пойнтская ярмарка ‘29» и так далее. – Говорили о наводнении во Флориде или о засухе в Калифорнии. Но никто не ожидал, что две трети континента окажется под водой.
Перед тем как повернуть за угол, я поднимаю дробовик. Никого. Мы заходим в читальный зал библиотеки, в котором полно огромных атласов с картами Земли. С картами, которые теперь устарели. Рядом с атласами старые энциклопедии, повествующие об истории уже исчезнувшей Земли – по крайней мере, в том виде, в каком она изображена на иллюстрациях. Это довольно жутко. Против воли я начинаю думать о тех местах, которые находятся за пределами Динеты, чем не занималась уже очень давно. Возможно, всему виной Кай. Интересно, остались ли в мире другие территории, подобные нашей – где восстали древние боги, где чудовища угрожают пятипалым, где смерть преследует тех немногих, кто остался жить на земле своих предков?
– К тому же никто не предвидел землетрясение в Нью-Мадриде, – продолжил Кай, – Хаос и бунты во время Энергетических Войн. Сложи все это вместе, добавь сюда некомпетентное правительство, и через пару лет все развалилось бы само собой… Даже без прихода Большой Воды.
– Моя нали говорила, что это совсем другое.
Он останавливается, и я почти натыкаюсь на него, поскольку мои мысли все еще бродят по далеким затонувшим землям.
– В каком смысле? – спрашивает он с любопытством.
– Просто многие традиционные легенды дине повествуют о первом потопе. О том, как Койот выкрал детей Водяного Монстра, и тот затопил весь мир только для того, чтобы вернуть их обратно. Некоторые считают, что Большая Вода – это повторение тех событий.
Кай хмурится.
– Значит, все это устроил Койот?
– Эй, я же не спорю. – Я жестом делаю знак, чтобы он продолжал движение. Чем меньше времени мы проведем здесь, тем лучше. – Я просто хочу сказать, что, возможно, все не так просто, как кажется. И ты должен знать об этом лучше всех.
– Почему я? – спрашивает он. Я не вижу его лица, поскольку он повернут ко мне спиной, но в голосе его звучит легкая обида.
– Ну ты же цели…
– Кажется, это здесь, – перебивает он и снова резко останавливается.
«Это» представляет собой длинный ряд горизонтальных картотечных шкафов – таких же, как за конторкой, но разделенных на отдельные секции для хранения аудиокассет. Шкаф, на который указывает Кай, помечен надписью «устные предания». На его ящиках написаны года и первые буквы фамилий. Прочие шкафы для хранения аудиодокументов тянутся вдоль всей стены, по меньшей мере в четыре ряда.
– Это нереально, – произношу я растерянно.
– Да, здесь больше, чем я думал, – признается Кай, – но, может, есть способ сузить круг подозреваемых? Давай посмотрим.
Я прислоняю дробовик к одному из стеллажей, дергаю ручку первого ящичка с надписью «1971 A – C», но он не поддается. Я дергаю второй, но он тоже крепко заперт.
– Кажется, нам здесь не рады.
Я поднимаю дробовик, удерживая его за ствол. Если крепко ударить прикладом, замок наверняка сломается.
Кай откашливается. Я замираю и оглядываюсь на него. Он стоит и смотрит на меня, идеально изогнув бровь.
– Я понимаю, это выглядит слишком грубо, но я ведь должна закончить то, ради чего мы сюда пришли.
– Или… – Кай указывает рукой на Böker, висящий в ножнах у меня на бедре, – ты можешь доверить это дело мне.
– Ты хочешь открыть ящики моим ножом?
– У меня талант к отпиранию замков.
Я неодобрительно цыкаю.
– Лжешь авторитетным людям, взламываешь замки, прячешь контрабандный виски… А я еще думала, откуда у тебя столько интересных познаний?
Он смотрит на меня с притворным возмущением:
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– А твой дедушка знает? – спрашиваю я, но протягиваю ему нож.
– Мой аччей и сам когда-то пользовался дурной славой.
– Тах? – удивленно спрашиваю я.
– Красивое лицо иногда обманчиво.
Я прислоняюсь к картотечному шкафу. Меня душит смех.
– Знаешь, раз уж ты об этом заговорил, я всегда считала, что дедушка Тах в юности слыл красавчиком. У него еще сохранился этот огонек в глазах.
