– Они еще люди, – поясняет он голосом, гремящим как раскат грома, – все еще пятипалые. Называть их монстрами – неправильно.
– Не понимаю, какое имеет значение то, как мы их назовем. Мертвый есть мертвый.
По-моему, требование не называть их монстрами – это уже придирки. В конце концов, бывает и множество вполне человеческих монстров – извращенных и злых, как сверхъестественные существа.
Он поворачивается передо мной, полностью загородив широкими плечами вид на гору и заполнив все пространство между нами.
– Слова имеют значение, – говорит он внятно. – Имя, которое ты даешь вещам, формирует их в момент произнесения. Со словами следует обращаться очень аккуратно. – Он пристально смотрит на меня темными глазами, и я вдруг начинаю беспокоиться, не зашла ли слишком далеко.
– Не следовало мне это говорить, – раскаиваюсь я.
Он бормочет что-то невнятное. Упрек обжигает, и я съеживаюсь от его осуждения. Я знаю, что он хочет меня научить быть хорошей дине, но мне кажется, это пустая трата времени. Мы оба знаем, зачем Нейзгани держит меня при себе. Я прирожденная убийца, и, несмотря на то что он постоянно пытается наставить меня на путь истинный, Нейзгани ни в коем случае не возражает против моей кровожадности, когда она ему нужна. Может, я и ужасная ученица, но он не может не согласиться, что я прекрасно выполняю свою работу.
Наконец он чувствует какое-то изменение то ли в наклоне солнца, то ли в запахе воздуха. Что-то такое, что подсказывает ему: пора двигаться. Я торопливо тушу огонь и, наклонившись, начинаю собирать наши припасы.
– Не надо, – кратко говорит он.
Это несколько отличается от нашей обычной походной рутины, но я не спорю. Для меня это не имеет никакого значения. Честно говоря, чем скорее мы отправимся, тем лучше. С удовольствием оставлю лагерь так, как есть.
Мы быстро пробегаем по открытой местности к шахте. Они сидят там, где и ожидалось. Судя по бледности кожи, я полагаю, что это беженцы, пробравшиеся через Стену с целью покражи всего, что подойдет для их подлых целей. Я бросаюсь вперед, желая напомнить Нейзгани, для чего он меня спасал. Один из этих людей поднимает пистолет и направляет его на меня. Я смеюсь, и К’ааханаании выводит песню смерти, усиливающуюся до полноголосой панихиды. Я бью по пистолету в его руке, и он отлетает в сторону, вращаясь, как бумеранг. Человек хрипит и пытается ударить меня кулаком. За такой нехороший поступок Böker отсекает ему руку начисто. Крутнувшись на месте, я рассекаю его горло так же неумолимо, как поток воды, прорезающий скальное основание плато. Капли крови взметаются в воздух подобно дождю, и там, где они падают, черные угольные пятна становятся еще чернее.
Второй человек бросается на меня, замахнувшись штыковой лопатой. Я пригибаюсь, легко просачиваюсь ему под руку и вонзаю нож в живот, после чего распарываю и вываливаю к своим ногам его внутренности. Должно быть, это ужасно, но я не могу стереть с лица улыбку. Мне хочется смеяться.
Один за другим они подбегают ко мне с оружием, и одного за другим я их кладу на землю. Атакующие наконец заканчиваются, и теперь можно передохнуть. Голова кружится, я задыхаюсь, стоя в окружении мертвецов.
Я наклоняюсь и упираюсь руками в колени, чтобы отдышаться. Берусь за край куртки одного из мертвых и стираю кровь с лезвия ножа.
– Видишь… – говорю я Нейзгани немного высоким взволнованным голосом. Я прочищаю горло, пытаясь сдержать рвущуюся из меня ужасную радость. – Видишь, неважно, как их называть. Все равно умирают они одинаково.
Он стоит и смотрит на меня. Ему вообще не довелось поучаствовать в битве. Молниеносный меч висит нетронутым в ножнах за спиной, броня безупречно чистая. Пустые руки висят свободно по бокам.
Смешавшись под его взглядом, я забываю про те слова, которые хотела произнести дальше. Пульс ускоряется – начинает биться быстрее, чем это можно было бы объяснить адреналином. Пропасть между нами увеличивается. Я сглатываю, внезапно осознав, что стою на краю бездны, которую раньше по глупости не замечала.
– Зло – это болезнь, – говорит он мне.
На следующее утро он ушел. Я ждала в нашем лагере на Черном Плато. Неделю. Две. Я боялась, что если уйду, то он не сможет меня найти. Или, если оставлю лагерь, это станет плохим предзнаменованием, означающим, что я не смогу больше вернуться. Но я всего лишь пятипалая, в конце концов, и моему телу нужна пища. А также вода. И тепло.
Я продержалась месяц, спала на каменистой земле, ела то, что осталось от пайков Плохих Людей, и собирала утреннюю росу, чтобы напиться, прежде чем решилась признаться себе, что он не вернется. Через неделю я доковыляла до Тсэ-Бонито – в изношенных мокасинах, с ногами, стертыми до крови, и почти полностью обезвоженная. Там я попросила дедушку Таха о помощи. «Мне некуда больше идти», – прошептала я потрескавшимися губами, и Тах стал уверять, что я желанный гость. Но я не знала, как справиться со стыдом и смятением, поэтому, как бы ни был знахарь добр ко мне, ушла от него сразу, как только восстановились силы.
Я нашла трейлер и грузовик. Пыталась работать с местными наемниками, но они предпочитали ловить живых людей и немедленно отказывались иметь со мной дело, как только узнавали, кто я. Так что я стала сидеть в своем трейлере и смотреть на стены – день за днем. Месяц за месяцем. До тех пор, пока ко мне не нагрянул с визитом мальчик из Лукачикая.
А теперь я в Краун-Пойнте. Я смотрю на камни, обожженные молнией, и не понимаю ничего, кроме того, что очень хочу вернуться назад и исправить то, что заставило Нейзгани со мной порвать.
Глава 10
– Нашел что-нибудь? – спросила я, вернувшись в библиотеку.
Кай удобно расположился за одним из длинных деревянных столов. Перед ним была разложена дюжина дисков, и к каждому приклеены маленькие белые этикетки. Кай делает пометки на полях вырванной из журнала страницы и слушает CD-плеер. Из динамика доносится пронзительный женский голос, говорящий в основном на языке навахо с редкими вкраплениями английских фраз. Я присаживаюсь на ближайший стул и наклоняюсь, чтобы послушать.
– О, я знаю эту историю, – говорю я.
Кай отрывается от своих записей. Я удивлена не меньше его, но эта легенда мне знакома, я уже слышала ее раньше. Она повествует о Койоте и Черном Боге Хаащ’еешжини. Когда-то оба этих плута были лучшими друзьями и однажды получили задание расставить звезды в небе по местам. Хаащ’еешжини, Хранитель Огня, разработал подробный план того, где и какая должна располагаться звезда, и собрался действовать методично и по порядку. Но Койоту план показался скучным, и он одним небрежным взмахом одеяла разбросал звезды по небу.
Женский голос замолкает как раз в тот момент, когда Койот уходит за одеялом, и на проигрывателе начинает яростно моргать маленькая красная лампочка. Кай нажимает кнопку «стоп».
– Аккумуляторы, – говорит он, качая головой. – Впрочем, я даже удивлен, что из этой штуки удалось выжать столько полезного. Сколько лет он тут стоял?
