Кай прислонился к двери. Глаза его закрыты, рот расслаблен, дыхание поверхностное. Я встряхиваю его, чтобы разбудить.
– Не спи с сотрясением головы, – предупреждаю я.
Он приоткрывает один заплывший глаз. Кожа вокруг него уже стала черно-фиолетовой.
– Не знал, что тебе не все равно, Мэгз, – шепчет он сухими окровавленными губами.
– Мне все равно.
– Ты ужасно плохая лгунья.
Я отворачиваюсь от него и смотрю на дорогу.
Мы молчим, отдаляясь от города в открытую пустыню. Красные скалистые утесы Тсэ-Бонито сменяются низкими холмами, широкими пространствами засушливой коричневой земли и сухим кустарником. Небо чистое, безупречно-синего бриллиантового цвета. Все признаки огня и дыма растворились в нем по мере того, как за нашей спиной накопилось приличное число миль. Через некоторое время Кай заговаривает снова – хриплым свистящим голосом, словно ему трудно дышать:
– Куда ты меня везешь?
– Я знакома с одной женщиной, живущей в Зоне Шахматной Доски. Тамошняя земля разбита на участки еще со времен «Акта Дэвиса»
[58]. Один акр земли навахо, другой – билигаанов и так далее. Присутствие ОГПП или полицейских навахо там не приветствуется. Что еще более важно – ее участок защищен двадцатифутовым забором с колючей проволокой и полудюжиной «AR-15»
[59]. Если она нас впустит, мы окажемся в безопасном месте, где можно будет решить, что делать дальше.
– Если?
– Грейс Гудэйкр трудно понять. Мы не совсем друзья, но она известна как владелица безопасного места, в котором можно скрыться от закона. Больше всего в мире она ненавидит Псов-Законников.
Я бросаю взгляд на Кая. Он наблюдает, как мои пальцы нервно барабанят по рулю. Я заставляю себя прекратить.
– Предложу ей что-нибудь ценное, – говорю я в качестве объяснения. – И буду надеяться, что сегодня она окажется щедра.
Кай устраивается в своем гнезде между дверью и сиденьем. Затем снова закрывает глаза, морщась от болезненных спазмов.
– Ты ее уболтаешь, – говорит он. – Я в тебя верю.
Я прикусываю губу и прибавляю газу, уже не столь уверенная в успехе задуманного. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида – уже в третий или четвертый раз за последнюю минуту. По-прежнему чисто. Никто за нами не гонится. Но я не смогу расслабиться, пока мы не окажемся в безопасном месте. Там, где можно будет осмотреть раны Кая. Тогда я позволю себе подумать о том, что делать дальше. О Длинноруком. О Тахе.
– Он погиб, Мэгги.
Глаза Кая открыты и смотрят на меня. Я пытаюсь сглотнуть, но что-то застревает у меня в горле. Он немного оседает и отворачивается, чтобы посмотреть в окно назад.
– Ты не можешь этого знать.
– Длиннорукий сказал, что видел его тело.
– Длиннорукий – лживый козел.
– А зачем ему лгать? Мне очень жаль, – говорит он, – я знаю, что ты любила дедушку, как родного.
– Нет.
– Но я…
– Вот дом Грейс, – прерываю я его, указывая головой на строение слева от нас.
Там, на поляне у обочины шоссе, другими словами, посреди ничего, укрывшись за металлической оградой высотой в три роста самого высокого человека в Динете и увенчанной спиралью из колючей проволоки, расположен «Всеамериканский бар» Грейс. На самом деле это огромный сарай примерно восьмисот футов в поперечнике и вдвое меньше в глубину, обшитый серыми панелями, которые когда-то должны были напоминать дерево, но теперь в основном выглядят как алюминиевый сайдинг. На старинной неоновой вывеске иногда мигают слова «ОТКРЫТО» или «ЗАКРЫТО» в зависимости от времени суток и наличия горючего в генераторе, а пластиковые баннеры возрастом старше Большой Воды провозглашают «Всеамериканский бар» «ДОМОМ КОРОЛЯ ПИВА». Конечно, Грейс больше не торгует пивом Budweiser, поскольку Сент-Луис утонул вместе со всем Средним Западом, но вывеска продолжает излучать оптимизм. Все остальное в этом месте как бы кричит «Оставь всякую надежду!». Есть только один вход и один выход через металлические ворота, возле которых сидит тяжеловооруженная охрана в пуленепробиваемой сторожке.
Замедлив грузовик, я подъезжаю к воротам, затем опускаю стекло и останавливаюсь.
Из сторожки выходит чернокожий паренек не старше четырнадцати лет, одетый в полную военную форму и армейские ботинки, и целится в меня из автоматической винтовки. У него светло-коричневая кожа, неуместная копна рыжих курчавых волос и яркие веснушки. Тощие руки больше смахивают на щенячьи лапки, неумело обхватившие оружие, но я знаю, что недооценивать его не стоит.
– Ты похож на маму, – говорю я вместо приветствия.
– До заката бар закрыт, – отвечает он равнодушным голосом.
– Я здесь не для того, чтоб пить. Я здесь для того, чтобы повидаться с твоей мамой.
Паренек хмурится.
– А вы кто, к чертям, такие?
– Я Мэгги Хоски. Она меня знает.
Подросток внимательно смотрит. Я чувствую, как его цепкий взгляд изучает меня, замечает ружье на полочке и кровь, размазанную по лицу и рукам, и наконец останавливается на Кае, который закрыл глаза и, кажется, снова спит.
– Что, черт возьми, с ним стряслось? – спрашивает парень. – Он ведь не дохлый, правда? Хотя выглядит как кусок дерьма.
– Нет, он не дохлый. Его отделали Псы-Законники.
Что-то в плечах парня расслабляется, и он расплывается в улыбке, превращаясь в подростка, каковым он, в сущности, и является.
– Сраные Псы-Законники! – говорит он с яростью человека, которому никогда не доводилось видеть их вблизи.
– Это точно, – соглашаюсь я. – Ну что, теперь мы можем войти и повидать Грейс?
Он вытаскивает старомодную рацию из кармашка на поясе и отворачивается от меня, чтобы с кем-то поговорить. К’ааханаании внутри начинает нашептывать, что пока он стоит ко мне спиной, достаточно просто вытащить «глок» из кармана и всадить ему пулю в затылок. Конечно, мгновенно набегут остальные охранники, и я точно знаю, что тот, кто окажется достаточно глуп, чтобы убить одного из сыновей Грейс, долго не проживет.
