Сама дверь – в традиционном стиле. Такую ожидаешь увидеть где-нибудь за городом, но только не в таком оживленном месте, как рынок Тсэ-Бонито. Ни замков, ни засовов, ничего даже отдаленно напоминающего растяжку или сигнализацию. Единственный вход прикрывает пыльное черно-серое одеяло – из тех, что можно купить по дешевке на правительственном торговом пункте. Но я знаю, что вид его обманчив, и стараюсь не прикасаться к поверхности, когда кричу через порог:
– Тах!
Я беру мешок поудобнее, закидываю дробовик за плечо и собираюсь крикнуть еще раз, но тут появляется узловатая коричневая рука и откидывает одеяло в сторону. Толстая ткань метет иссохшую землю, заставляя красную пыль взмывать вверх фонтанчиками.
– Входи, Мэгги, – раздается скрипучий старческий голос, под стать коричневой руке. – Входи, дочь моя.
– Ахехээ
[19], дедушка. Спасибо.
Дедушка Тах выглядит как всегда: безупречные джинсы ярко-синего цвета кажутся немного великоватыми на его костлявой фигуре. То же самое касается кроссовок, которые хоть и вышли из моды лет двадцать назад – еще до Большой Воды, но при этом выглядят так, будто их только что достали из коробки. Узкие плечи закрывает черно-красная клетчатая ковбойская рубашка с сияющими белыми пуговицами. На голове щегольски остриженная шапочка серебристых волос, на изможденном лице – лучистые морщинки. Больше всего мне нравятся его глаза. Они всегда живые и полные озорства – словно в голове его постоянно вертится что-то очень веселое.
Люблю я Таха, правда. Он ближе для меня, чем любой из моих живых родственников. И хотя он не один из них – мы даже не из одного клана, – но он называет меня дочерью. Наверное, это что-то да значит.
Я ныряю под одеяло и расплываюсь в улыбке. Ничего не могу с собой поделать. Мой трейлер – мое убежище. Он служит своей цели не хуже другого помещения, но хоган Таха – это настоящий дом, то есть такой, о каких рассказывают детям в сказках на ночь. Это традиционный хоган — одна большая комната внутри восьмигранного строения. Стены сложены из длинных полубревен, крепко связанных между собой и обмазанных бетоном. В дровяной печи, установленной посреди комнаты, уже горит огонь. Запах пиньона
[20] настолько приятно-острый, что я словно ощущаю его на кончике языка. Теплые тканые ковры красных, оранжевых и коричневых расцветок свисают со стен между старыми рамками от картин, заполненными потрепанными фотографиями улыбающихся членов семьи, которых я не знаю, но которым завидую. На южной стороне хогана стоит дешевый диван, а на западной – прямо напротив выходящей на восток двери – импровизированная кухня с раковиной, несколькими шкафчиками и старым облупленным столом от «Формики»
[21]. Пол – плотно утрамбованный грунт, покрытый сверху мешаниной из разрозненных обрезков ковров самых разных расцветок. Очевидно, отходы чьего-то тканного производства, но каждый кусочек безупречен сам по себе. У южной стены стоит свежезастеленная кровать Таха. Все как обычно, за исключением стопки одеял, аккуратно сложенных на краю старого дивана.
– У тебя кто-то живет? – спрашиваю я, не отрывая взгляда от одеял, и в моей голове вспыхивает воспоминание о том, как я сама падала на диван Таха.
– Хмм? – Он замечает, куда я смотрю. – Эуу.
Это означает да.
Я жду продолжения, но он больше ничего не говорит.
– И…
– Хмм…
Я качаю головой.
– Забудь. – Он расскажет только тогда, когда будет готов. Кстати, возможно, это не мое дело. – Я принесла тебе кое-что.
Он хмыкает.
– Я уже почуял запах.
– Прости.
– Охотилась на монстра?
– Ага. Куда положить?
Он кривит губы и указывает на кухонный стол:
– Туда.
– Ты точно не захочешь, чтобы это лежало на твоем столе. Поверь мне.
Он озирается.
– Ну тогда у входа. И уошдии…
[22] проходи уже, проходи. У меня есть кое-что особенное. Угощение!
Я бросаю мешок с головой у входа и подпираю его дробовиком.
– Ну и что же это за угощение? – спрашиваю я, обходя хоган по часовой стрелке.
– Гоувээ!
[23] – отвечает он с озорной улыбкой.
Темное лицо его светится, когда он приподнимает банку с самым красивым веществом на земле. Кофе.
– Откуда это у тебя? – спрашиваю я с благоговейным трепетом.
Кофе стоит дорого, и его чрезвычайно трудно достать. Но, к счастью, он растет на больших высотах. Плантации на высоте более четырех с половиной тысяч футов
[24] пережили Большую Воду практически без потерь, но это не значит, что инфраструктура, необходимая для обработки драгоценных зерен, осталась нетронутой. Я слышала рассказы о сладком эфиопском кофе или индонезийском с землистым привкусом. Когда-то их подавали в специальных заведениях, служивших только для того, чтобы пить в них кофе, но все это давно осталось в прошлом – вместе с доступом к экзотическим странам, где выращивали эти сорта. Кофе теперь привозят только с горных перевалов Ацтлана
[25], и то – далеко не для всех.
Несколько минут спустя закипает вода в кастрюльке на плите. Тах сыплет туда пару ложек своего драгоценного порошка. Это щедрая порция – на нас двоих. Аромат немедленно захватывает все мои чувства, и я чуть ли не падаю в обморок. Даже не помню, когда я в последний раз пила кофе. По правде сказать, чаще всего я обхожусь чаем навахо
[26], который растет сам по себе у меня во дворе. Тах подает мне жестяную кружку, наполненную густым черным варевом, и я немедленно делаю глоток, не дожидаясь, пока оно остынет. Напиток немного обжигает, но это именно то, что сейчас нужно.
На плите у Таха стоит еще одна кастрюля. Он зачерпывает из нее две большие порции тошчиина
[27] и раскладывает ее по мискам. Каша густая и студенистая. Он втыкает в нее ложку, и та остается стоять вертикально. Я тянусь к ложке, но он останавливает мою руку.
