– Это как адреналин?
– Нет, капли в нос, – отрезала она. – Покупается в аптеке, мать твою!
Мы принялись искать. Поскольку фонарик был у Натана, он нашел его первым. Я взял шприц в упаковке, и мы втроем побежали наверх. Не то что бы Арран был моим лучшим другом, но благодаря ему я почувствовал, что можно еще какое-то время потерпеть этот адский кошмар.
Кроме того, если бы сейчас умер еще один из нас, это здорово подорвало бы нашу надежду. Не только наши личные резервы надежды, которые были у кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей, но и надежду как таковую. Мы не могли оставить кого-то в беде, когда уже знаем всех по именам, трудимся вместе и поддерживаем друг друга. Мы не могли позволить Аррану просто взять и умереть.
Вот о чем я думал.
– Сердце еще билось, но еле-еле, – говорил Натан, когда мы бежали к комнате Аррана.
Стояла мертвая тишина. Я удивился, что выстрел не разбудил других людей. А может, и разбудил, но, слишком напуганные, они не решились выйти из комнат и посмотреть, что происходит. Со мной было бы именно так.
– Уверены, что героин? – уточнила Томи.
– Похоже на героин.
Мы вбежали в номер 414. Арран, весь в слюнях, стекавших из уголков рта, лежал на кровати в положении для оказания первой помощи, свесив обе руки. Возможно, перевернув его, Натан спас ему жизнь. Иначе Арран захлебнулся бы собственной блевотиной еще до того, как подоспели мы.
Натан захлопнул дверь и сунул мне наркан.
Я попытался вернуть ему лекарство вместе со шприцом.
– Не могу! – крикнул я.
– Нет, ну, пожалуйста! Я тоже не могу! – Натан почти плакал.
У меня не было сил заставлять его. Никогда в жизни я не делал уколов. Я посмотрел на Томи, но она только покачала головой:
– Не могу… колоть.
– Господи, помилуй! – Дрожащими руками я разорвал упаковку шприца. – Просто не верю, что выпало мне!
– Не могу! – повторял как заведенный Натан. – Прости, не могу.
Томи выхватила у него фонарик, сунула ему пистолет и принялась проверять руки Аррана. Живописные розы и русалки сплошным узором украшали обе его руки, закрывая нам вид на любые вены. Я понятия не имел, куда колоть.
– Ну, что скажешь? – спросила Томи, глядя мне глаза.
Я покачал головой, пытаясь осмыслить ее вопрос. Доктор из меня совсем никакой. Моя работа никогда не означала чью-либо жизнь или смерть. Я историк и имел дело со словами, книгами и людьми, которые давно умерли, а не с такими, кто умирал прямо у меня на глазах.
Из всех ночей, которые Таня могла бы выбрать для самоволки, эта была самой неподходящей.
– Джон, ты как? Справишься? – вывел меня из задумчивости голос Томи.
– Попробую, – ответил я.
Натан отступил к стене, прижимая пистолет Томи к груди, словно мягкую игрушку. Я взял наркан. Томи помогала мне, осматривая руки Аррана, пока я вставлял шприц в бутылочку и набирал в него немного жидкости.
Вены Аррана почти не реагировали ни на ремень, затянутый вокруг его бицепса, ни на резкие шлепки, которые Томи наносила по нижней части его предплечья. Он булькал и еще больше пускал в бороду слюни, но, по крайней мере, это означало, что он все еще дышит. А это уже кое-что.
Руки у меня почти не дрожали, а я почти не дышал.
– Воздух! – произнесла Томи.
– Что?
– Не знаю, проверь, нет ли в шприце воздуха, выпусти немного жидкости. Так делали по телевизору!
Я сделал, как она сказала, без понятия зачем.
На его руках ничего не было видно. Я не доверял себе, чтобы искать ту же вену, в которую он делал укол. Да и вены были практически уничтожены. Я бы воткнул иглу в нереагирующую плоть.
– Боже! – Томи поискала его пульс и покачала головой. – Не могу понять, мой это пульс или его. Если он и жив, то едва.
– Помоги перевернуть его!
Вдвоем мы перевернули Аррана, словно мертвого, на спину. Я уложил его на матрасе ровно и «оседлал». Капелька пота попала мне в глаз и ужалила. Моргнув, я весь похолодел от шока: – А если я убью его? – Взглянув на Томи, я повторил: – А если я убью его?
Она схватила меня за руку:
– Джон! Он все равно умирает.
– Куда колоть-то эту штуку? В тыльную сторону ладони?
– Из-за его татуировок ни фига не видно! – Томи нахмурилась. – Открой ему рот.
– Зачем?
– По телику видела. Если не найти вену на руках или ладонях, укол можно сделать под язык, там всегда видны массивные вены.
Томи положила фонарик на кровать, обхватила пальцами лоб Аррана и запрокинула его голову немного назад. Морщась, сам в полуобморочном состоянии, с бешено бьющимся сердцем, я открыл отвисшую челюсть как можно шире и еле сдержал вполне естественный приступ рвоты. Отодвинув в сторону язык, что оказалось не так-то легко, я засунул ему в рот два пальца и вколол иглу в выпуклую сине-зеленую вену под языком. Я сделал это не задумываясь, без сомнений. Просто вколол иглу, и, когда я опустошил шприц, под моими пальцами собралось немного крови.
– Боже, я даже не помню, какую дозу набрал, – пробормотал я, садясь обратно на ноги Аррану.
Натан, соскользнув вниз по стене, тихо плакал.
Томи отпустила лоб Аррана, и я с потрясением заметил пару слезинок, выбежавших из ее глаз. Она опустилась на пол, глубоко дыша.
Мы посмотрели друг на друга.
«Скорая помощь» не приедет. И врач тоже не придет. Мы не могли позвонить в службу спасения. Мы и были этой службой спасения.
Я все еще сидел у него на ногах, когда секунд через двадцать заметил, что Арран помочился под себя.
– Вот дерьмо. – Я повернулся, пытаясь слезть с кровати. – Твою мать!
Арран внезапно дернулся, резко сел и заорал мне в лицо с полным ртом слюны и крови.
Томи и Натан заорали.
Кажется, я тоже закричал и бросился с кровати.
Вскочив на ноги, Томи, крепко обхватила Аррана сзади в замок, удерживая его на месте.
Пока они так боролись, я лежал на полу и почти ничего не видел от шока. Ковер пах старой гнилью. Я заставил себя сесть и опустил голову между колен, хватая ртом воздух.
Лежа на кровати, Арран застонал, перевернулся на бок и закрыл глаза. Его била дрожь. Его кожа все еще оставалась почти пепельной, но он, несомненно, был живой. Гораздо более живой, чем когда мы пришли. И достаточно живой, чтобы вскочить и напугать нас всех до полусмерти.
Я огляделся в поисках шприца, опасаясь, что приземлился на него, но я уронил его с края кровати, и он, пустой, валялся на полу.
Томи присела рядом и тронула меня за плечо:
