– Вы правы, – сказал я, проводя рукой по мокрым листьям, умирающим, но еще не мертвым. – У нас с женой не всегда все было гладко, и мы пытались скрыть это от детей. Иногда Рут, она старшая, смотрела на меня так, словно ненавидела, и я знал, что она знает, что мы ей лжем. Мне кажется, они не выжили.
Я впервые произнес это вслух.
– Они были в городе?
– Да, я не знаю, попал ли он под удар, но… Когда мы ездили в город за едой, мне удалось зайти в Интернет. Никаких сообщений не было. Если бы кто-то из них остался в живых, они бы обязательно нашли способ связаться со мной; прошло слишком много времени. – Я снял очки и потер переносицу. – Как вам удается сохранять веру во все хорошее?
В ответ она сухо пожала плечами:
– Мы взрослеем совсем не так, как американцы. Мои родители выросли в оккупации. После Второй мировой войны Токио лежал в руинах. Ничего не осталось. Иногда еду можно было купить только у бандитов, и везде солдаты. Когда мои родители были детьми, они видели, как люди умирали на улице, застреленные китайцами за кражу риса. Наша история учит, что мы построили цивилизацию из ничего. Поэтому я верю, что мы сделаем это снова.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы ответить, но ее слова заставили меня улыбнуться.
– Мне никогда раньше не приходило в голову, что в Америке нас учат тому, что наши предки – суровые ковбои, полагающиеся только на себя.
– Ковбои ничего не строили, – сказала она.
Я рассмеялся, потому что в ее словах был смысл, и она посмотрела на меня так, словно я был отбившимся от рук ребенком.
Она остановилась и решительно предложила:
– Давайте вернемся в отель. У нас добьемся справедливости для той девочки.
Обогнув отель, мы подошли к блоку служебных комнат со стороны его отдельного внешнего входа.
– Хотелось бы, чтобы мои дети хорошо говорили по-английски, – сказала Юка. – И, когда вырастут, они могли бы общаться, как вы. Если захотите присмотреть за Рёко и Акио, вы бы очень выручили меня.
– Да, с удовольствием.
– Жаль, здесь нет других детей. Им нужны друзья. Им нравилось разговаривать с другими детьми.
Я собирался отпереть заднюю дверь, когда она открылась изнутри, и мы очутились лицом к лицу с Таней.
– Какая неожиданная встреча, – произнесла она, будто мы с Юкой оказались здесь некстати.
– Где ты была? – раздраженно спросил я, может быть, слишком резко. – Мы искали тебя вчера вечером!
– У одного… у Саши ночью был приступ, и Миа попросила посидеть с ним. Сейчас он в порядке, но… что случилось?
– У Аррана был передоз! Он чуть не умер, нам пришлось вломиться в твой кабинет и сделать ему укол наркана.
– Боже, и вы не стали искать меня?
– Здесь около тысячи комнат. Нам что, ходить от двери к двери, пока он умирал?
Она красноречиво посмотрела на меня и вздохнула, будто я был виноват, а передоз Аррана являлся частью какого-то хитроумного заговора с целью причинения ей неудобства. Я заметил, что с собой у нее не было ни лекарств, ни медицинских инструментов, но ничего не сказал.
– Сейчас зайду к нему, – произнесла она. – Извини. Как-то и в голову не пришло, что за одну ночь может быть две неотложки.
Она прошла между нами, застегнула куртку и направилась к главному входу.
– Таня! – крикнул я ей вслед. – Давай я починю замок. Нам пришлось выбить его!
– Сама разберусь!
Я повертел в руках запасной ключ, а Юка сказала:
– Почему она выходила через заднюю дверь?
День шестьдесят четвертый (3)
Большую часть утра, с перерывом на завтрак, мы с Юкой искали королевский люкс, и так до середины второй половины дня. Я воспользовался возможностью задать ей несколько вопросов, а затем она ушла заниматься детьми.
Мы не нашли ни одного номера, который можно было принять за королевский люкс, но это не имело значения. У меня была зацепка. Необъяснимая, почти неуловимая, но она была.
В поисках чемоданов мы по возможности осмотрели служебные комнаты, но никаких признаков их присутствия не обнаружили. Саша отнесся немного враждебно к идее обыска его комнаты, поэтому по большей части мы входили в комнату, осматривали наиболее очевидные места, где могли бы находиться чемоданы, и затем поспешно уходили.
Идея повторить этот процесс в отношении каждого номера в отеле не особо воодушевляла меня, но я знал, что останавливаться нельзя. Подслушанный разговор Дилана и Софии достаточно подтверждал, что я взял правильный след, ну, или хоть какой-то след.
В ресторане София разрешила нам взять две кружки горячей воды, и мы с Юкой разделили пакетик зеленого чая, пока другие люди приходили и уходили со своими обеденными пайками. Скорей всего, это была не она. Я чувствовал это. Но в День первый она могла что-то увидеть, поэтому я все равно попробовал расспросить ее:
– Как вы оказались в отеле?
– Мы бронировали отель в городе, но почему-то наша бронь совпала с бронью других людей, и нашу отменили. Нам заплатили, чтобы мы переехали сюда.
– Значит, изначально вы не собирались останавливаться именно в этом отеле?
– Нет.
Я помолчал, и странное чувство, которое вот уже какое-то время копилось в моей груди, усилилось: нас всех собрала здесь некая огромная неведомая сила.
– Чем вы занимались раньше?
– Работала менеджером проекта в «Америкэн Экспресс». Там я и познакомился с Хару.
– В Японии?
– Нет. – Она внимательно посмотрела на меня. – Во Франкфурте.
– Понятно. Извините. – Я принялся что-то записывать, чтобы отвлечься от неловкой оплошности. – Значит, ваши дети говорят на двух языках?
– Да, они говорят и по-немецки.
– Вы много помните о том дне, когда все случилось?
Она замолчала, обвела чайный пакетик по кругу в своей кружке ровно три раза, затем вынула его и положила на блюдце:
– Мы собрали вещи и отправились к стойке регистрации, где стали ждать указаний. Помните, нам все время говорили подождать.
– Да, помню, по-моему.
– Иногда мне кажется, что моя память ошибается.
– Я понимаю.
Она обхватила кружку, согревая руки:
– Тогда мы решили, что безопаснее не уезжать. Нельзя увозить детей туда, где не было ни самолетов, ни машин, ни любой другой возможности добраться домой. Мы и до сих пор не знаем, есть ли еще Франкфурт. И мы остались.
Я откинулся на спинку кресла и сделал глоток зеленого чая. По ее лицу я понял, что сейчас она приняла решение что-то скрыть от меня.
– И это все, что вы помните?