Во время одного из наших первых разговоров она сказала, что выросла в приемной семье в Англии, но у нее есть родственники в Швейцарии, Нигерии и Ямайке.
Ее спутник сбежал в первый же день, прихватив машину – решил пробираться наземным транспортом, не обращая внимания на объявления спасательных служб. Она не поехала с ним и по сей день оставалась в молчаливом согласии со своим решением. За время нашего знакомства она ни разу не упомянула его. По этой причине и я не помню его имени.
Осмотрев тело ребенка во второй комнате, наскоро переделанной под операционную, она подтвердила, что это действительно девочка, девяти лет, но некрупного телосложения, и что смерть наступила около двух месяцев назад.
Я сидел на стуле рядом с кроватью – импровизированным смотровым столом – и крепко сжимал подрагивающие руки.
Дилан и Натан отправились за инструментами потяжелее, с помощью которых мы срежем у баков верхнюю часть. Предположительно, на эту операцию уйдет несколько дней или даже неделя, и я с нетерпением ждал, когда мы приступим. Тогда на воспоминания времени не останется.
– Как она умерла? – спросил я.
– Трудно сказать сейчас. Придется делать вскрытие, а я никогда раньше не делала, только наблюдала. Для моей работы не требовалось.
Таня прекрасно говорит по-английски, но так, словно училась у лондонцев. Мне почему-то это кажется милым. Пока она не оживляется, что случается редко, ее голос звучит тихо и успокаивающе.
– Я не заметил никаких отметин.
– Это еще ничего не значит. Вода творит с плотью странные вещи, вот, смотри, здесь и здесь кожа начала расщепляться и расползаться. Но… нет, я согласна, так вроде никаких отметин, которые указывали бы на удар по голове или удушение. И что она подверглась сексуальному насилию тоже не похоже, хотя установить это непросто.
– А есть способы проверить? Теперь?
Она встретилась со мной взглядом:
– Да.
Я перевел дух:
– Получается, она умерла примерно в то же время…
– Точно пару месяцев назад, может, непосредственно перед тем, как все случилось, или сразу после. В воде тела разлагаются медленнее, особенно в холодной, но определить точное время смерти не получится. Одно не вызывает сомнения: с ее смерти уже прошло некоторое время. И я собираюсь проверить, есть ли у нее в легких вода.
– Разве это не убийство в любом случае?
Она покачала головой, не глядя на меня:
– Не в любом, если она все еще дышала, когда попала в бак с водой.
Таня оглядела инструменты, разложенные на тумбочке: разношерстное собрание предметов для оказания первой помощи – все, что нашлось в отеле, плюс несколько кухонных ножей. Я заметил нож для разделки рыбы и подумал, пришлось ли ей уже воспользоваться им.
Вздохнув, она потерла лицо:
– Жаль, здесь нет моих инструментов. Это упростило бы работу.
– Составь список, и мы поищем на следующей неделе.
Подсчитав, что припасов нам хватит только на три месяца, Дилан организовал еще одну вылазку за продовольствием, на этот раз настоящую, в город, а не на охоту в лес. Еще больше, чем продукты, нам нужны были лекарства. До ближайшей аптеки в большом супермаркете лежал неблизкий путь через леса, но гарантии, что ее не разграбили, не было.
Дилан возглавил наш маленький отряд, я вызвался добровольцем, и Таня тоже, но ей было отказано, так как она слишком ценна. В отряд записались бывший дантист Патрик Бернардо, подтянутый, практичный француз, проводивший много времени бегая, Арран, серьезный, но на вид физически сильный молодой англичанин, и Роб, гораздо менее серьезный молодой англичанин. И еще Томи, единственная американка в отеле. Она изучала в университете историю и урбанистику.
– Прежде всего, ищите лекарства, которые нужны всем.
– Может, тебе нужны скальпели и…
Она усмехнулась:
– И что?
– Да всякие штуки, которые обычно используют врачи. – Я хотел улыбнуться, но сдержался, вспомнив, что мы сидим рядом с мертвой девочкой. – Серьезно, напиши список, я поищу. Как бы там ни было, я не самый необходимый член отряда. Зато я очень наблюдательный…
– Да уж, вряд ли в этой вылазке ты будешь мускулами отряда. – Она оглядела меня. – Ездил на работу три-четыре раза в неделю, может, немного плавал, но, в общем-то, большую часть жизни провел, склонившись над книгами?
– Почему ты так решила?
– Потому, как ты сидишь и ходишь. Восемьдесят процентов моих пациентов обращались с хроническими болями в спине и шее из-за неправильной осанки. У тебя то же самое. Однако перемена образа жизни пойдет только на пользу твоему позвоночнику. – Она отвела взгляд от инструментов на тумбочке и указала на мои руки: – Что с ними?
– Ничего. Пришлось снять перчатки, когда забирался на бак, а из меня плохой альпинист.
Она заботливо, как мать, накрыла девочку полиэтиленом и пододвинула стул ко мне:
– Дай-ка посмотрю.
– Да заживут они и так.
– Теперь мы не можем позволить себе роскошь отмахиваться. Антибиотиков мало, нам только инфекции не хватало. – Взяв мои руки в свои, она перевернула их, оглядела ободранные костяшки и ладони, обкусанные ногти. – Руки надо держать в чистоте, Бог знает, какие бактерии на этих баках. Неудивительно, что люди болеют.
Я поморщился.
Она прошла в санузел и остановилась в нерешительности:
– Мы ведь уже не получаем воду из той цистерны, да?
– Не получаем, Дилан отключил ее.
– Хорошо. Иди сюда. Придется обработать спиртом, будет больно. – Пожав плечами, она прислонилась боком к раковине и развела мелкую лужицу из мыльной воды.
По привычке я хотел включить свет, но удержался. Неизвестно, на сколько нам хватит электричества. В основном энергия поступала в отель от гидроэлектростанции, но как долго она еще проработает? Когда она отключится, можно еще что-то выжать из резервного генератора, но и у него есть свой предел. Нельзя тратить электричество на мои руки и прочие пустяки. Оно необходимо для работы холодильников с продуктами.
Вода была ледяной. Трудно выразить словами, как тяжело, когда все всегда холодное. Уже два месяца я не знаю ничего, кроме холода. Дважды вымыв руки, я снова вернулся на свой стул рядом с мертвой девочкой. Таня взяла мою правую руку и принялась обрабатывать ватным тампоном, смоченным в чистом спирте.
– Значит, ты приехал сюда на конференцию? – привычно заговорила она, отвлекая меня. – А кем ты работал?
– Историком. Преподавал в Стэнфорде.
– Тогда откуда у тебя акцент?
– С юга. Долго жил в Сан-Франциско.
– А чем занималась твоя жена? – Она кивнула на мое обручальное кольцо.
