– Вы ни с кем не пытались связаться?
Она вскинула брови:
– Я уже сказала, я не дурочка. Возможно, наступит момент, когда работающий телефон станет для меня жизненной необходимостью, вопросом выживания. Если ваши близкие находились в больших городах или даже в их окрестностях, они уже умерли.
У меня перехватило дыхание, и я сделал глоток из фляги, чтобы не отвечать. Я даже не распробовал тот первый глоток.
Не сомневаюсь, она голосовала за нашего президента.
Томи снова скрестила ноги:
– Извините. Я понимаю, некоторым людям требуется время, чтобы принять это.
Я опустил фляжку, понимая, что ее извинение неискреннее.
– У вас с женой были дети? – спросила она, бросив взгляд на мое кольцо.
– Да, – ответил я.
– Еще раз извините.
Мне захотелось перевернуть этот чертов стол и придушить ее. Такого приступа ярости я не испытывал уже несколько месяцев, и я ненавидел ту низменную часть себя, из которой она вырвалась. Томи тоже это понимала. С ледяным спокойствием она наблюдала, как искажается мое лицо. Тогда я снова приложился к фляге и выпил порядочную порцию виски.
Жжение, опускавшееся по задней стенке горла в пустой желудок, успокаивало. Я на секунду прикрыл глаза, и раздражение утихло.
Мне хотелось спросить ее, отрывается ли она по полной, когда провоцирует людей, или причина ее нежелания звонить заключается в том, что в ней нет любви, но я не хотел, чтобы она заметила, как напугала меня.
– Тот, кто из нас двоих умрет позже, – сказала она, – должен взять записки другого и объединить со своими.
– А мне это зачем?
– Ух ты, откуда такая уверенность, что я умру первой?!
Я никогда не думал о записках в таком ключе. Вопрос вырвался как-то сам.
– Исходя из того, что оба хроникера так себе, мы могли бы составить один отчет, хотя бы наполовину соответствующий действительности, – пояснила она.
– Я не считаю себя так себе хроникером. Мой профессиональный долг – быть максимально объективным.
– Мужчины всегда уверены, что только они объективны, а у остальных какой-то свой интерес. С удовольствием почитала бы ваши записи, чтобы просто посмотреть, как сильно вы стараетесь убедить будущих читателей в том, что вы отличный парень. – Она пожала плечами. – В любом случае, я всего лишь предложила.
Но я уже заглотил наживку:
– А вы, значит, не стараетесь?
– Стараюсь что?
– Убедить будущих читателей, что вы хороший человек?
– Когда я умру, меня еще меньше будет волновать, что обо мне думают. Хотите угадаю, как вы опишите меня, когда будете излагать наш с вами сегодняшний разговор: блондинка, голубоглазая и горячая, потому что мужчина просто не может написать иначе по закону жанра. Затем признаетесь в вашей иррациональной неприязни ко мне и решите, что именно поэтому я вам не нравлюсь, а закончится все попыткой выставить эту реакцию универсальной, ссылаясь на ваше предвзятое отношение. Следуя вашей логике, все сразу должны понять: вы просветленный и заслуживаете доверия. У вас же на лбу написано большими буквами: «Вот он, мой звездный шанс».
Признаюсь, ее слова вызвали у меня улыбку, и я поинтересовался:
– Хорошо, для сравнения, а как вы описали меня?
Она заглянула в свои записи.
– «До тошноты моральный. В стиле молодого Харрисона Форда, но послабее. Из тех, кто не трахался в средней школе, потому что был ботаном, или религиозным, и/или, возможно, толстым». Этот абзац я напишу чуть позже. Ну как, прищучила я вас?
– Даже близко нет, – солгал я.
Я извинился, сославшись на то, что мне надо идти: я хотел помочь Тане со вскрытием. Оглянувшись, я увидел, что Томи сидит, закинув нога на ногу, и уже что-то строчит. Мне пришло в голову, что в какой-то момент у нас могут закончиться авторучки, и, похоже, она уже позаботилась об этом. Наверняка у нее есть заначка.
На вскрытии меня хватило меньше чем на полторы минуты, затем начались приступы рвоты, и мне пришлось уйти. Не самый блистательный момент моей жизни. Склонившись над раковиной, опираясь на дрожащие руки, я слышал, как посмеивалась Таня. У меня нет слов для описания того ужасного запаха, который распространился по комнате, когда Таня пропилила дыру в середине грудной клетки. Она разрезала тело прямо до пупка, а затем откинула в стороны два больших лоскута кожи. Я никогда не видел, чтобы человеческое тело так походило на отходы.
Стараясь дышать глубоко, я взял стул и сел в другой комнате. Дилан и Натан ждали внизу, чтобы помочь похоронить девочку, когда мы закончим.
Примерно через час появилась раскрасневшаяся Таня. Вид у нее был усталый. Ее перчатки покрывали грязь и свернувшаяся кровь.
– В легких воды нет, – произнесла она, вытирая лоб тыльной стороной запястья. – Не могу установить причину смерти, но она не утонула. Анализ на токсины сделать нельзя, так что, вероятно, ее накачали наркотиками. Может, остановка сердца, вызванная химическими веществами, трудно сказать. Извини.
– Не извиняйся, ты сделала все возможное, и раз в легких нет воды, значит, скорее всего, она попала в бак мертвой. А это уже кое-что.
Таня улыбнулась, снимая перчатки:
– Ты же не собираешься выяснять, кто это сделал? Его давно и след простыл.
– Может быть. А может быть, и нет. – Я встал. – Можно забирать?
– Да, я зашила ее.
– Спасибо, конечно. Но не стоило. Тебе и с живыми возни хватает.
– Это моя работа. Поверь, я не пытаюсь быть героем. – Она сняла с себя пончо и, осмотрев, выбросила его в мусорный мешок.
Я взглянул через открытую дверь на тельце на столе и старался вспомнить хоть что-нибудь из Библии, чтобы не думать о бессмысленности этих маленьких безжизненных ручек. Хотелось взять их в свои, потому что мысль о том, как она, наверное, испугалась, была невыносима. Вместо этого на ум пришла цитата из Грэма Грина: «В конце концов, почему мы должны ожидать, что Бог накажет этих невинных продолжением жизни»?
– Ты в порядке? – Таня вернулась к двери и с беспокойством посмотрела на меня. – Ты скрипишь зубами. Болят, да?
– Нет, я в полном порядке, – солгал я, потирая челюсть в том месте, где болел зуб. – Стресс.
Придется выведать у Томи, куда она припрятала зубную пасту. Моя выжата до последней капли, и я пользовался ею только через день. Такая перспектива напрягала меня, потому что снова придется говорить с ней, а она, с моей точки зрения, была безжалостным торговцем.
Со своим описанием меня она попала прямо в яблочко. И это тоже напрягало.
Мы отнесли девочку вниз и похоронили ее перед отелем вместе с остальными. Каждая могила отмечена небольшим деревянным крестом из связанных вместе кусков дерева. Ничего особенного. На них несмываемым маркером написаны имена.
