– Не понимаю, зачем Дилану и Софии… зачем кому-то в отеле убивать девочку и оставлять ее в баке на крыше. Какой смысл? – Он потер руки, будто его бил озноб. – Ну, закопали бы в лесу. Зачем оставлять ее в баке?
– Зачем вообще ее убивать?
– Ну, зачем убивать? Зачем вообще кто-то делает что-то? – Он пожал плечами. – Почему в лесу закопан труп? Мы не знаем. Предположить можно все что угодно. Кто-то, совершивший самоубийство или…
– Если бы это был еще один самоубийца, зачем скрывать?
Я хотел снова завести машину, но он задал мне еще один вопрос:
– Кто еще об этом знает? Или, по крайней мере, о расследовании?
– Юка немного знает. Томи знает почти все, что знаю я.
Роб помолчал, и на его лице появилось озабоченное выражение.
– А кто знает, что она знает?
Пристально поглядев на него, я завел мотор.
«Дилан не станет, – думал я. – Он не причинит ей вреда».
«Да ты понятия не имеешь, что он станет, а что не станет», – уже думал я в следующее мгновение.
День семидесятый (6)
Пока мы ехали, по радио ничего не передавали. Несколько раз мы пробовали выключить его и снова включить. Иногда появлялся какой-то белый шум, неясное потрескивание, и на всякий случай мы не выключали его. Но ни голосов, ни музыки не было слышно ни разу. Только мертвые радиоволны. Мы позволили белому шуму сопровождать нас весь остаток пути домой, пока «лендровер» не затих на стоянке сбоку от здания.
Меня будоражила эгоистичная радость, что Дилан вернулся раньше нас и не нам придется сообщать печальную новость о Натане или пытаться объяснить необъяснимо нормальную жизнь в городе.
День клонился к вечеру, еще не стемнело, но свет стал тусклее обычного. Облачный покров низко нависал над верхушками деревьев.
Хотел бы я написать, что у меня было предчувствие. Но, слишком погруженный в себя, я не замечал происходящее вокруг. Вспоминал, как расстался с детьми, когда уезжал на конференцию, и как сильно не хотел ехать. Думал о Натане, также исчезнувшем, как и его отец. О теории Аррана, что все мы уже мертвы. Все это наверняка имело какой-то смысл.
Если бы не имело смысла, вот это было бы страшнее всего.
С ружьями в руках, измученные и молчаливые, мы с Робом обогнули отель, направляясь ко входу. Только тогда я впервые что-то почувствовал. Не успели мы дойти до двери, как оттуда вышли несколько человек: Дилан, Саша, Таня и Петер.
Я остановился и инстинктивно придвинулся ближе к Робу, который не придал значения этой неожиданной сцене, пока не заметил у Дилана ружье. Петер и Саша тоже были вооружены.
– Гм… привет? – Он поднял руки, забыв, что тоже держит ружье.
Я перевел взгляд с Тани на Дилана и сразу понял, что произошло. Она стояла немного позади, но избегала встретиться со мной взглядом.
– Джон, отдай мне ключи сейчас же.
Петер прицелился из охотничьего ружья мне в голову. Интересно, выстрелит он в меня, что бы я ни сделал? Потом, вероятно, скажет, что произошел несчастный случай.
– Почему? – спросил я в ответ.
– Гм… кто-нибудь может объяснить, что происходит? – произнес Роб так тихо, что я почти не слышал его.
– Не волнуйся, к тебе это не имеет никакого отношения. – Дилан жестом показал, чтобы Роб убирался с дороги. – Мне просто надо забрать у Джона ключи.
– Почему? – повторил я свой вопрос.
– Ты знаешь почему.
– Нет, не знаю, – делая шаг назад, ответил я и положил палец на спусковой крючок ружья.
В любой момент я мог почувствовать удар, словно затылком ударился о бетон, и мое тело поразит смерть, а затем все погрузится в черноту. Так говорил Арран. Когда он умер, ничего, кроме черноты, не было. Ни времени, ни ощущения себя, ни чего-либо еще. Никакой загробной жизни. Одна чернота.
И я думал, что не хочу умирать. Прошу, я не хочу умирать.
– Джон, просто отдай ключи, и ничего не произойдет.
– Как будто ты не хотел, чтобы что-то произошло, когда воровал чемоданы из моей комнаты?
– Я не воровал чемоданы, и ты это знаешь. Когда они пропали, я был с тобой!
– А я знаю, что один из них находится в твоей комнате, а другой все еще не нашелся.
Он вздохнул:
– Джон, ты запутался. Зашел слишком далеко и уже стоишь на грани безумия. Ты пугаешь людей.
– Ничего я не запутался.
– Я позволил твоему расследованию продвинуться довольно далеко.
– Ух ты, оказывается, ты позволяешь мне? Ты позволяешь мне попытаться выяснить, что произошло с этой девочкой? Слишком высокопарно, Дилан. Убит ребенок, а ты великодушно позволяешь мне переживать.
На лице Дилана было написано страдание.
– Ты придумал себе теорию заговора.
– Тогда о чем вы говорили с Софией? Ты еще не хотел, чтобы я подобрался слишком близко, помнишь? Слишком близко к чему? Почему там, в лесу, закопан чей-то труп? – Резко мотнув головой в сторону задней части отеля, я едва не сбил ружье с прицела. – Я нашел этот труп. Выкопал его своими гребаными руками!
Все переглянулись.
Таня протолкнулась вперед:
– Джон, прошу, ты же хороший человек, просто тебе нездоровится. Мне пришлось рассказать.
Роб переминался с ноги на ногу, еще не решив, оставаться передо мной или нет.
Слова Тани разозлили меня больше, чем покровительственный тон Дилана.
– Думаешь, ты сильно удивила меня, встав на его сторону? – огрызнулся я. – Ты своими руками делала вскрытие этой девочки! Ну, конечно, защищай своего бойфренда…
Она нахмурилась:
– Да пошел ты!
– И тебе того же!
– Ладно, хватит, не будем оскорблять друг друга. – Дилан сохранял спокойствие, в его голосе не было ни малейшей дрожи. – Джон, просто отдай ключи.
– Вы с Софией что-то знаете. Я не дурак и не отдам ключи, пока ты не расскажешь, что произошло.
Петер напрягся, и я взял себя в руки.
Роб шагнул вперед и теперь полностью закрывал меня, его руки по-прежнему оставались подняты.
– Почему бы нам не пройти в отель и не поговорить там?
– Роб, отойди, мы стараемся сохранить безопасность.
Роб положил ружье на землю, но не двинулся с места:
– При всем моем уважении к вам Джон сегодня несколько раз спасал наши жизни. Так что простите, но я не верю, что он опасный псих.
– Роб, пожалуйста, не мог бы ты не осложнять…
– А я могу осложнить?
Саша, Петер и Таня обернулись на звук голоса Томи. Сначала я не видел ее, затем она вышла из дверей, с пистолетом, направленным на Дилана. Ее появление заставило мое сердце подпрыгнуть, и в ту секунду, когда все удивленно зашатались, я поднял ружье и взял под прицел Петера. Для меня он был единственным на линии выстрела.
