По спине у меня побежали мурашки, но я ничего не сказал о теории Аррана. Не время было снова ставить мое здравомыслие под сомнение.
День семьдесят первый
Поднявшись наверх, я долго спал. Мне больше ничего не хотелось делать, даже разговаривать с людьми. Не хотелось думать о городе или о девочке на крыше или вместе с Томи просматривать электронные письма Балоша. Не хотелось переезжать в город или отправляться в опасный путь в США. Я хотел спать вечно и не просыпаться в этом мире никогда.
Но я все-таки проснулся. Похоже, просыпаться нам назначено судьбой.
Закончилось тем, что, немного постояв перед новым кабинетом Тани, превращенным в лазарет, я набрался храбрости и постучал. Не знаю почему, но в глубине души я чувствовал, что именно мне следует извиниться.
Изнутри послышались шаги, и Таня вышла в коридор, прикрыв за собой дверь, видимо чтобы не беспокоить Сашу.
– Как он там? – поинтересовался я, успев отступить на шаг назад. – Как Натан?
– У Саши будут проблемы с ходьбой. Она попала ему не в ступню, а задела голень. Жить он, конечно, будет, но вдвоем с Натом до поправки они съедят большую часть нашего запаса анальгетиков. Сейчас дала им обоим снотворное, но нельзя же вечно держать их в отключке.
Оглядев себя, она сняла кухонный фартук, испачканный Сашиной кровью.
– Томи просто беспокоилась обо мне.
– Не надо ее защищать, я знаю. – Таня прислонилась к двери, скрестив руки на груди. – Ну и? Ты оказался прав?
– Нет. Я во многом ошибался.
– Ладно, сейчас не хочу говорить об этом. Давай позже.
– Хорошо.
– Все равно хочешь зайти?
– А можно? – чуть помедлив спросил я.
– Ты же знаешь, ко мне редко приходят просто в гости. Считается, меня нельзя отвлекать, поэтому приходят, только когда болит живот, голова или простудятся. – Она вздохнула. – Немножко раздражает.
– Тогда, конечно, зайду.
Оглянувшись, она впустила меня в комнату, где спал Саша. Забинтованную раненую ногу поддерживала стопка книг, принесенных из бара. Саша лежал на спине и шумно дышал через рот.
– Мы его не побеспокоим? – уточнил я.
Она покачала головой:
– Какое-то время он будет спать. Нат в соседней комнате. Никаких серьезных травм, кроме сильного потрясения, и еще он очень оголодал. Сейчас ему нужно как можно больше жидкости.
Я подумывал сказать ей, что дождь радиоактивен, но какая теперь разница? Новость была гнетущая, а мы все равно уезжали.
Сев на один из стульев рядом с кроватью, она налила немного какой-то белой жидкости в картонный стаканчик и предложила мне.
Я устроился на соседнем стуле рядом с ней и понюхал жидкость:
– Что это?
– Калпол. Детское лекарство, в основном сахар и легкое обезболивающее. Не знаю, есть ли американский аналог.
– А мне зачем?
– Просто так. – Она улыбнулась, налила немного лекарства в пластиковую ложку и выпила ее. – Есть розовый для малышей, он намного вкуснее. Но я его допила.
Я выпил залпом. Калпол оказался густым и тошнотворно сладким, такого мне еще не доводилось пробовать. Но по сравнению со всем, что приходилось есть в течение последних месяцев, он был восхитителен.
– Уговорила, беру свои слова обратно. Он превосходный.
– Пью каждое утро, как апельсиновый сок. Иобари не любят, когда их дети принимают его, поэтому мне достается много.
– И поэтому ты всегда такая спокойная?
– Ага, не, ну, действительно, – она развела руками, – какой вообще смысл быть единственным врачом, если ты не можешь большую часть времени находиться под кайфом?
– Ай-яй-яй, разве можно так себя вести? А еще один стаканчик мне полагается?
– Вот, пожалуйста. – Она протянула мне бутылку и пластиковую ложку.
– Сколько мне позволено до того, как я умру от передоза?
Я с восторгом слушал ее смех. Еще совсем недавно между нами были напряжённые отношения.
– Трудно придумать более стрёмную смерть, чем от передозировки калпола, но уверена, с тебя и такое станется. – Она сделала глоток воды из бутылки, стоявшей рядом с кроватью. – Прости, что мы сразу не сказали о Натане. Нельзя было так давить на вас. Я же знаю, вы с Натом друзья, и ты заслужил узнать о нем сразу.
– Мда, наверное, уже друзья. Хотя, по правде говоря, я как-то не привык иметь так много друзей, которым едва перевалило за двадцать.
– Здесь много молодежи. И среди них я чувствую себя молодой. Иногда даже слишком молодой, словно скучаю по разговорам с кем-нибудь взрослым. – Она улыбнулась. – Кстати, я должна извиниться перед тобой.
– Не стоит, ты действовала рационально. На твоем месте я поступил бы так же, – проговорил я и выпил еще одну порцию калпола.
– Я на твоем – тоже. Мы располагали одинаковой информацией, и я могла допустить, чтобы тебя убили. Наверное, мне стоило чуть больше верить в тебя. Извини.
– Да все нормально. Я ведь тоже чуть не поверил, что схожу с ума.
– И мне не следовало называть тебя психом. – Она приподняла брови. – В свою защиту могу сказать, сумасшедшие белые мужчины – старо как мир.
– Наверное, я и был сумасшедшим.
– Считаешь?
– Меня разбудил голос девочки, который сказал: «Помоги мне». Некоторое время я действительно думал, что со мной разговаривал призрак. Часть меня все еще в какой-то степени убеждена, что мы уже мертвы и это своего рода чистилище.
Таня фыркнула:
– Ну, может, и так, только держи свои голоса при себе.
– Ты-то должна знать, что твой диагноз, возможно, правильный.
– Может, и не должна. Случались и более странные вещи, чем люди, видящие призраков или считающие, что они уже мертвы. – Отпив еще немного воды, она улыбнулась: – Хорошо, что у тебя есть Томас, который сражается на твоей стороне.
– Перестань называть ее Томасом, это несправедливо.
– Я перестану называть ее Томасом, когда ты перестанешь так смешно реагировать на это. – Протянув руку, она коснулась тыльной стороной ладони Сашиного лба. – Температура поднялась, придется теперь сидеть с ним. Может, получится передать его другому врачу, когда мы переберемся в город. Надеюсь, у них есть другие врачи. А может, и настоящая больница.
– Хочешь взять отгул?
– День. Я бы взяла один день. Но пока у меня такой возможности нет. Вот и все. – Она указала на мое лицо: – Кстати, как твой зуб?
Я смущенно прикрыл рот рукой:
– Гм… нормально.
– Зубную боль я бы почувствовала даже в помещении, где полно народу. Кроме того, не знаю, замечал ли ты, что, нервничая, скрипишь зубами. Давай взгляну?