– Неужели ты считаешь, что уехать сейчас – правильное решение?
Честно говоря, я не помню свой ответ, но точно помню, что подумал: «Поговорим, когда вернусь. Я все улажу, когда вернусь».
Возможно, тогда я даже верил в это, поскольку не сомневался, что время еще есть.
День семьдесят третий
Когда утром мы шли по улицам пешком, в городе было тихо, если не считать неровного стука по тротуару костыля Натана и моих собственных шагов, звук которых исчезал над низкими домиками пригорода. У меня было предчувствие по поводу того, что мы обнаружим.
Вчера, когда нас регистрировали, я спросил об Альберте Полоре, и мне ответили, что он ведет нелюдимый образ жизни и является кем-то вроде городского проповедника. Его личность была подтверждена с помощью посадочного талона. Если договориться о встрече и у вас найдется что-нибудь для обмена, он предлагает предсказать ваше будущее. «Странное занятие, – думал я. – Разве индивидуальное будущее каждого человека не связано с нашим общим будущим? Так, явно, было всегда».
Томи предложила пойти с нами, но я велел ей оставаться в постели. Отчасти потому, что мне не хотелось, чтобы Натан узнал, что я ей кое-что рассказал, а отчасти потому, что у меня была отмазка, и я не преминул воспользоваться ею.
Дом Альберта Полора находился рядом с двухэтажным коттеджем, фасад которого был почти полностью заколочен досками. На двери виднелось что-то написанное белой краской, и я спросил Натана, что это значит.
Он остановился и потер подмышку, которая начинала болеть от костыля.
– Возвращение, – прочитал он.
Мы оглядели дом, который искали. Ухоженная лужайка. Снаружи разноцветные цветочные горшки, но в них, конечно, ничего не растет. Свет не горел.
– Сбежал, наверное, – произнес Натан, слегка опершись на меня, – если слышал, что из отеля прибыла куча людей. И что тогда?
– Тогда пойдем домой.
Он многозначительно кивнул, и мы направились к входной двери. Натан дотронулся до нее, затем решительно постучал четыре раза.
Ничего не произошло.
«Да, наверное, сбежал», – подумал я.
Только Натан выдохнул, как мы услышали скрип поворачивающихся замков, и дверь открылась.
В дверном проеме стоял мужчина в широких форменных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами, с босыми ногами и в белом халате. Пышные седые волосы и отвисшие щеки человека лет пятидесяти, который когда-то обладал волевым угловатым подбородком. Его слезящиеся глаза улыбались.
Натан молчал, и на мгновение я испугался, что перед нами не тот, кого мы ожидали увидеть.
Но затем человек, назвавшийся Альбертом Полором, улыбнулся еще шире, открыл дверь еще шире и сказал:
– Я знал, что вы придете, хотя и потребовалось некоторое время.
Похоже, он собирал лампы, но только одна или две из них были включены, вероятно, из-за экономии электричества. Внутри дом выглядел так, словно принадлежал пожилому человеку, и пах соответствующе. А еще пахло собакой и выпечкой. На кухне лежал пушистый белый самоед.
Человек, назвавшийся Альбертом Полором, на самом деле был не кто иной, как Гарольд. Он пригласил нас сесть за узкий обеденный стол, пока он приготовит нам чай. Ни Натан, ни я еще не произнесли ни слова с тех пор, как он открыл нам дверь. Мы молча ждали. Рассматривая крест на стене, я старался приспособиться к своим изменившимся ожиданиям относительно того, как пройдет эта встреча. Перед моим мысленным взором разворачивалась картинка… как я преследую беглеца в лесу, догоняю его и избиваю до смерти голыми кулаками или топлю его, что было бы хоть какой-то поэтической справедливостью.
Но мы дождались, пока он вернется с зеленым чаем, и я принялся пить обжигающе горячий чай, потому что мне нужно было занять чем-то руки.
– Полагаю, у вас много вопросов, – поинтересовался Гарольд.
– Полагает он. Как давно ты здесь?
– В этом доме чуть больше двух месяцев.
– Нет, в городе! – И Натан сделал более широкий и энергичный жест рукой.
– Какое-то время я жил в гостевом доме в центре города, с видом на площадь. Недели две, пока шли переговоры с Балошем о продаже отеля. – На его лице появилось озабоченное выражение, когда он дул на горячий чай в кружке. – Слышал, ему не удалось выжить.
– Зачем ты хотел купить отель? – спросил я.
– Ты же успел почувствовать, этот отель – нечто особенное, – ответил он. – Там я и проснулся. Если мне и нужен был стимул, чтобы перестроить свою жизнь, так этим стимулом стало возвращение туда.
– Ничего особенного, – пробормотал Натан. – У тебя была галлюцинация, и ты сошел с ума. Вот как я это помню.
Поставив кружку с чаем, Гарольд потянулся через стол, и Натан отпрянул, но это, казалось, не оттолкнуло его, рука осталась лежать на столе ладонью вверх.
– Я знал, вы найдете свой путь. А вы знали, что пришло время совершить путешествие.
– Мы вынуждены были совершить это путешествие, папа, иначе нам бы не хватило еды, чтобы пережить зиму.
– Я имею в виду в отель. Вы пришли вовремя.
– Вовремя для чего?
– Для конца.
Мне показалось, Натан выплеснет чай ему в лицо.
– Прекрати уже это безумное дерьмо. Я не собираюсь просто сидеть и слушать этот бред, как в тринадцать лет. Расскажи нам, что произошло на самом деле.
– Вы знаете, что произошло.
– Про девочку, которую мы нашли в баке! Ты поэтому все еще прячешься здесь, да? Поэтому ты под именем мертвого профессора притворяешься теперь проповедником?
– Уф! – Глоток чая, и он убрал руку. – Ну, и что же вы хотите узнать?
– Ну сколько ж можно! – воскликнул Натан, совсем как сын.
– Ты убил ее? – спросил я гораздо спокойнее, чем ожидал.
– Если в самых общих чертах, то да, я убил ее. Но эта жертва далась не так легко. В конце концов, даже она знала, что я всего лишь исполняю предначертанное.
– Как ее звали? – спросил Натан.
– Ее имя мне неизвестно, если ты спрашиваешь о нем. Она отбилась от родителей и ждала на обочине дороги всего в трех кварталах отсюда. Даже в суматохе, посреди паники, она оставалась совершенно спокойной. Она ждала меня, поэтому я остановился и забрал ее.
И я попробовала на вкус то воспоминание: бесплатное печенье, взгляд влево, подъехавшая машина у входа в отель. Единственная машина, появившаяся против течения.
– Что значит, ты исполнил предначертанное?
Гарольд посмотрел на меня, и я почувствовал его взгляд, словно во время медицинского осмотра меня коснулись холодные руки. Только святые люди могут смотреть на человека с выражением, позолоченным безмятежностью и пониманием, в то время как сами ищут ваши скрытые слабости, ваши цели, причины, которые привели вас к их алтарю, и способы, как им удержать вас там.
