– Вы как, все нормально? – немного неловко спросила я. С подругами я не виделась с той самой ночи у железнодорожных путей; сначала мне казалось, что наша размолвка забыта, но, видимо, это не так.
Робин резко остановилась, глядя на меня сверху вниз.
– Пойду поищу этого бармена.
Она немного постояла, словно ожидая, что я последую за ней, но, так и не дождавшись, круто развернулась и отошла; при этом она задела локтем и сбросила на пол пластиковый стакан.
Я посмотрела на Грейс и Алекс.
– Слушайте, если все дело в той нашей стычке…
– Ничуть, – резко бросила Алекс. – Ты у нас, знаешь ли, не пуп земли.
– Алекс, не начинай. – Грейс положила ей ладонь на колено.
– Я не собиралась… – Грейс повернулась ко мне со смущенной улыбкой, и я осеклась на полуслове.
– О господи. – Она отвернулась, а я так и вжалась в диван. Во всю скулу у нее расплывался синяк; сбоку, вдоль границы волос, розовела полоска только что зажившей кожи. Она даже не воспользовалась косметикой, которую обычно накладывала весьма умело, – наверное, решила, что все равно не скроешь. – Что случилось?
– Угадай. – Алекс посмотрела на Грейс из-под полуприкрытых ресниц. Та потянулась к ней, большим пальцем вытерла слезу на ее щеке и, повернувшись ко мне, добавила:
– Не обращай внимания.
– Это… – Я набрала в грудь побольше воздуха, тщательно подбирая слова. – Это не…
– Знаете что? – Сзади появилась Робин и, перекинув ноги через спинку дивана, плюхнулась между нами. – А братец-то у Ники – горячий малый. – Мы посмотрели на нее: какого черта она не дает нам поговорить! – Понимаю, понимаю, вы решили, что он такой же пучеглазый, как сестрица, но это не так.
– Робин, – мягко остановила ее я.
Она протянула мне стакан с коктейлем, на руку капнула густая жидкость.
– Посмотрим, как он отнесется к этому. – Она порылась в кармане и извлекла пластиковый пакетик с серовато-коричневыми пилюлями. – Не желаете? – Она помахала пакетиком перед нами. Алекс и Грейс отрицательно покачали головами; я протянула раскрытую ладонь, и она положила в нее пилюлю, загибая один за другим все мои пять пальцев. – На здоровье. – Она прижалась губами к моему кулаку.
Глотая таблетку, я почувствовала на себе взгляды подруг, но когда посмотрела в их сторону, они тут же, словно пойманные на месте, отвернулись; на какое-то время повисло молчание.
– Мы не можем позволить ему и дальше это делать, – проговорила я наконец.
– Вайолет, – прервала меня Алекс, в голосе ее прозвучала предупреждающая нотка.
– Надо что-то делать. В полицию сообщить…
Грейс вскинула руку, я остановилась.
– Никуда мы не будем…
– Грейс, во имя всего святого…
– Нет. – В голосе ее послышался всхлип. – Нет. Вайолет, прошу тебя. Не будем об этом говорить. – Она посмотрела на меня и прочла в моих глазах вопрос, который я хотела задать.
Я сложила руки на груди, но, почувствовав, что в этом есть что-то детское, опустила их, чувствуя внутри слабое тепло от выпитого; вроде и таблетка растворилась. Алекс тронула меня за плечо, я резко дернулась и вспыхнула от стыда за такую реакцию.
– Ладно, извини, – сказала я, снова поворачиваясь к Грейс.
– Ничего страшного. – Она пожала плечами. – Проехали.
«Да нет, не проехали», – подумала я, но улыбнулась и, поймав ответную улыбку Грейс, испытала ту же боль, что и она. Музыка сменилась знакомым оглушительным хип-хопом, в моей старой школе это был хит; да и в «Элм Холлоу» девчонки, едва услышав его, вскакивали с мест и, визжа от восторга, начинали подпрыгивать и пританцовывать. Так просто, казалось бы, стать одной из них: во всем их поведении, в отношении к тому, что их окружает, в том, как они смеялись, раскачиваясь из стороны в сторону, повторяя слова песни, в том, как расхаживали по школе, не обращая ни малейшего внимания на призраков, притаившихся в глубине развешанных повсюду портретов и в бюстах, расставленных вдоль стен, – во всем этом ощущалась необыкновенная легкость. Даже сейчас, после истории с Эмили Фрост, после недолгих поминок, в общем-то формальных, лишенных искренности, они уже танцуют, хихикают и вообще ведут себя так, будто все на свете хорошо и даже прекрасно и иначе быть не может.
Теперь я понимаю, что это было так же иллюзорно, как и большинство вещей, которые, как мне казалось, я знала тогда; девушки в большинстве своем болезненно ощущают приближение женской зрелости, внезапно осознают, что юность кратка, и потом они будут стремиться обрести ее вновь, но безуспешно. Неожиданное внимание со стороны мальчиков и мужчин; острая боль самопознания, печальный миг озарения – теперь я все это понимаю и вижу в своих девочках. И все же под грохот музыки, при виде того, как Грейс ерзает на месте и морщится, как какая-то девица кивает Алекс, словно некая особо мощная музыкальная фраза относится именно к ней, и недоуменно взирает на нее, когда та никак не откликается, и по мере того как я начинаю ощущать действие таблетки и меня охватывает слабость, – приходит ощущение, будто мы четверо изгои в кругу сверстниц.
– Можно спросить тебя кое о чем? – я повернулась к Алекс.
Взгляд у меня немного отстает от движений, головокружение придает предметам зыбкость и необычную яркость, так что все обретает гротескные очертания.
– Смотря о чем. – Она, прищурившись, посмотрела на меня.
Я немного помолчала; начала тщательно подбирать слова, хотя понимала, что вопрос, который мучил меня, в моем теперешнем состоянии, когда перед глазами все плывет, деликатно не задашь.
– Скажи, ты действительно думаешь, что это он… убил ее?
– Ш-ш-ш. Не здесь. – Алекс прижала палец к губам.
– Прошу тебя, Алекс. Я знаю, что Робин думает так, но… А ты?
Она посмотрела на Грейс – та медленно кивнула.
– Я думаю, что это самое правдоподобное предположение.
– Но… Ведь он такой добрый… И к тому же… С чего бы вдруг?
Алекс наклонилась ко мне. Я заметила, что глаза у нее все еще красные от слез.
– Мне кажется…
В дальнем углу раздался недовольный ропот. Расталкивая локтями танцующих девиц, проливая вино на ковер, к нам пробивалась Робин. На глазах у изумленной публики она схватила меня за руку и рывком подняла с места. Я больно ударилась ногой о стеклянный кофейный столик, так что он даже задрожал.
– Робин, какого…
– Надо уходить, – бросила она, сжимая мою руки. Я вздрогнула: хватка у нее была как у профессионального борца.
– Да брось ты, какого…
Она повернулась ко мне, ее зрачки потемнели и расширились.
– Надо уходить, – повторила она.
– Пока не объяснишь…
