Дядя Филипп также поднялся, с той лишь разницей, что я отправилась в кухню, а он — наверх.
Мне удалось быстрей найти брошенную где попало сумку, вынуть из неё документы и вернуться в гостиную.
— Иза Брант, — прочитал майор. — Девичья фамилия Годлевска. Проживает… Постойте-ка, а где вы, собственно говоря, прописаны?
Несмотря на то, что мне уже было все равно, я ужасно смутилась.
— Ну понимаете… В общем… Минуточку, а вы не из жилищной инспекции?
— Нет. Из отдела убийств.
— Ой, слава богу! Насколько я знаю, вы разными глупостями не занимаетесь. Тогда я вам скажу: по паспорту я прописана там, где жила раньше, и все ещё не сменила прописку…То есть теперь уже могла бы, но сразу я не могла оттуда выписаться, так как это не устраивало новых владельцев квартиры. Но я это сделаю как можно быстрей, честное слово, у меня до сих пор просто времени не было, оно как-то слишком быстро летит… Все нотариальные документы у меня есть, хотите — покажу…
— Нет, спасибо.
— А мы-то думали, что ты наконец начала поступать, как взрослый и ответственный человек! — осуждающе и с большой дозой разочарования упрекнула меня тётя Ольга.
Майор рассматривал мои права и паспорт. Сверху спустился дядя Филипп, подал тёте Изе загранпаспорт, а она передала его майору. Майор оставил меня и занялся личностью второй Изы.
— Ну хорошо. Я вижу, что вы тоже Иза Брант и приехали из Австралии двадцатого. Через неделю после того, как… Минутку. Тогда почему вы не захотели все это разъяснить и показать свой загранпаспорт сержанту?
Тётка Иза раздулась от язвительной обиды.
— Он настаивал на удостоверении личности. А откуда мне его взять? И, кроме того, где это видано, чтобы будить на рассвете людей…
Иза не докончила, но я прекрасно поняла, что она хотела сказать. Будить человека её возраста и предъявлять идиотские требования… Как раз при мысли о возрасте она и прикусила язык.
Сержант сидел, словно окаменев, весь пунцовый, как утренняя заря. Он получил от майора все документы и старательно их просмотрел. Я готова была поклясться, что при этом он скрипел зубами.
Майор с новым интересом оглядел все семейство.
— Я так понимаю, что вы все приехали из Австралии, и, видимо, мне не стоит это даже проверять?
— Нет, — сказала бабушка с таким ужасающим презрением, что если бы майор был хоть чуточку порядочным человеком, он должен был бы немедленно провалиться сквозь землю, а, может быть, даже похоронить себя в подвале. — Но мы это вам докажем. Игнатий, прошу… Филипп…
Майор же продемонстрировал невероятную наглость и абсолютно спокойно просмотрел остальные четыре паспорта, которые были ему моментально принесены. Подняв голову, он позволил себе между делом проявить любопытство:
— Невероятно. И все вы так прекрасно говорите по-польски?
Бабушка совершенно явно вознамерилась окончательно добить наглого майора.
— Вся наша семья, любезный пан, хорошо говорит по-польски. Мы проявляем об этом особую заботу, постоянно работая над языком. Если кто-то из детей начинает говорить с чуждым, в основном английским, акцентом, мы посылаем его в Польшу. Это похоже на манию, однако это связано с тем, что польский — один из самых трудных европейских языков.
Грамматика. Ну и произношение. Мы все умеем правильно произнести «хшан» и «шченщчие»
[8]
, а попробуйте-ка заставить это сделать, например, англичанина или немца. Да хотя бы и француза. Когда заложена необходимая база, все остальное делается гораздо проще. Мы следим за этим уже в третьем поколении и гордимся собой.
— Примите выражения моего самого глубокого признания, — с искренним восхищением заявил майор. — Редкое явление. Позвольте теперь, — обратился он ко мне, — перейти к делу.
Вот именно, тут и я вспомнила, что ведь им что-то нужно было от меня. Черт их знает, что конкретно.
— Может быть, мы перейдём в… — неуверенно начала я.
— Нет никакой необходимости куда-то переходить, — перебила меня бабушка. — Довожу до вашего сведения, что мы приехали к нашей внучке и племяннице, существование которой составляет предмет серьёзной нашей озабоченности. Учитывая, что мы живём в Австралии, откуда прилетели и куда вернёмся, и что ваши дела нам чужды, а ваши служебные секреты ни коим образом из-за нас не пострадают, мы хотели бы принять участие в этой беседе. Моя внучка будет не против.
— А если и будет, и вы куда-нибудь перейдёте, мы все равно станем подслушивать, — спокойно добавила тётка Иза. — Мы хотим знать, что она натворила.
Говоря по правде, я уже натворила столько глупостей, что чуть больше или чуть меньше — не имело никакого значения. На вопросительный взгляд майора я просто махнула рукой.
— Хорошо, — согласился он. — Где вы были и что делали тринадцатого числа текущего месяца?
— А, и правда! — обрадовалась тётка Иза. — Этот пан тоже меня об этом спрашивал.
— Изааааа! — простонал дядя Филипп.
— Иза, не мешай, — упрекнула её бабушка. — Мы будем слушать, однако не создавая неразберихи. Этот пан спрашивает одного человека, и отвечать должен тот человек и никто больше. Мы вмешаемся только в том случае, если она явно разойдётся с правдой.
Внезапно я разозлилась.
— Бабушка, разве я когда-либо расходилась с правдой? — грозно и даже зловеще поинтересовалась я.
Бабушка честно задумалась.
— Нет. На самом деле, этого пока за тобой не замечалось. Можешь отвечать.
У майора, по всей видимости, было просто-таки ангельское терпение. Он молча ждал. Я быстренько покопалась в памяти.
— Тринадцатого… А! Я ездила во Владиславов, очень неудачная получилась поездка. К моей подруге, Элеоноре Кошинской. Обсудить с ней вопрос приезда к ним моих детей…
Без малейших колебаний я описала ему все мои приключения в этой чудесной поездке, включая сено и вытьё. Хочется ему — пожалуйста. Честное слово, все семейство слушало с явным любопытством. Попробовала бы я рассказать им все это при других обстоятельствах — да они вообще бы не стали слушать.
Я мстительно прошлась по электронике «авенсиса», пожалуйста, вы этого сами хотели — так получайте.
— И все это время вы были во Владиславове?
— Все время. Без какого-либо перерыва.
— А когда вы вернулись?
— Пятнадцатого вечером.
— То есть это вы были в Вечфне Костельной…
— Там меня как раз менты… то есть, простите, дорожная полиция остановила.
— А потом в Заленже, и потом — в Дыбах…
— Точно. А потом отчаянно добиралась до Млавы.
